Район-55 (авторская версия)
Шрифт:
Теперь не было ни запаха, ни рывков пилы, ни жара. И ног тоже не было. Культяпки-то эти ногами было назвать очень тяжело. Он сидел и смотрел на них, пытаясь понять: а правда ли это? Сидел, глупо всматриваясь в них, кусая себя за губы и тря правый глаз. Слишком горячо и влажно там было, на самом его краешке. Странное такое чувство, которого он давно не испытывал. Даже совсем недавно, глядя на тела матери и соседей, обгоревшие до полной неузнаваемости, этого такого давно забытого чувства — не было. А сейчас было, вернувшееся из того времени, когда соседские пацаны забрали у совсем маленького Мирона пластмассовый оранжевый трактор, который ему купили в большом магазине, куда они заехали, когда были у родственников в столице области. Который тогда ещё живой отец купил, глядя на половину тележки игрушек, которую дядька загрузил для своего
А мальчишки из соседнего двора, которые были старше, подошли к нему, радостно ковырявшему ковшом этого оранжевого чуда песок в песочнице, и забрали его. И потом, не обращая внимания на его отчаянные просьбы и разбив нос, когда он кинулся на них с кулаками, кинули на дорогу, прямо под колёса грузовика. Трактор треснул и развалился на куски, превратившись в лепёшку. И Мирон пошёл домой, смахивая тихие и злые детские слёзы. Дома уткнулся маме в колени и долго плакал, вздрагивая плечами. На следующий день сосед, работающий водителем на рейсовых автобусах, привёз точно такой же. И они ничего не сказали уставшему отцу, который вернулся со своей первой «северной» газовой вахты, которые снова стали хорошо оплачиваемыми. Но тот мальчик из песочницы пропал, и больше не вернулся. Вместо него появился новый Мирон, который спустя десять лет арматурой выбил зубы каждому из тех трёх соседей. И у него, у нового Мирона, больше никогда не было горячо и влажно в уголках глаз. До того момента, пока он не очнулся и не понял, что ходить больше точно не сможет.
Через несколько минут, лязгнув металлом и низко нагнувшись, в дверь протиснулся Лёшка, довольно заулыбавшийся при виде сидящего товарища. Вот только улыбка очень быстро сползла с его лица, когда он понял то, что происходит. Он не стал ничего говорить, молча, поковырявшись в большой сумке, прицепленной к металлу поясного каркаса, выложил пачку сигарет и бутылку воды. Вышел, потемнев лицом, и вернулся только после того, как Мирон позвал его. Разговора не получилось. Он просто рассказал ему про то, как нашёл врача. Тому пришлось ампутировать обе ноги чуть ниже колена, иначе — каюк был бы бывшему пэтэушнику. Тот вроде бы и понял, но лучше от этого не стало. Ещё неделю он молчал, изредка бросая короткие фразы, когда они в три не самых ловких руки делали перевязки. И потом ещё две Мирону приходилось, стискивая зубы, делать вид, что всё хорошо. А вот сегодня, когда им пришлось выбраться вдвоём наружу, он не выдержал.
— Да на кой хрен мне оно надо, чурка ты железная? — Он брызгал слюной, давясь собственным криком. — Мало того, что сам стал — не пойми чем, так и меня в инвалида превратил. Морда охреневшая! Ты мне кто, бля, а? Тебя кто просил мне вот так помогать, козёл?!! Хрена ль мне теперь делать-то? Сука, с-у-к-а-а-а…
Лёшка молчал, смотря на него сверху вниз, опустив руки вниз. Глазами шарил по разбитым плиткам пола в операционной, в которую пришлось влезть для того, что бы пополнить запас медикаментов. Было заметно, что в больницы активно пытались проникнуть не только они, но для большинства других «посетителей» это закончилось очень плачевно. То, что от них осталось, почти полностью растащили мелкие местные обитатели. Хотя, судя по полностью очищенному кабинету для перевязок — у кого-то всё ж таки получилось. А вот двум товарищам помешать никто и не пытался. Скорее всего, из-за того, что Лёшка уже пару раз заходил на территорию больничного городка. И каждый раз убедительно доказывал, что связаться с ним лучше не стоит.
Он не нашёл ничего из медикаментов в бункере, как не искал. Зато нашёл две нормальных и одну спрятанную двери, ведущих куда-то. Открыть, правда, не смог, так как на них стояли механические кодированные замки. Но надежд на то, что может получиться добраться до них посерьёзнее — не терял. Заживало на Мироне всё хорошо, без проблем, но закончилось и обеззараживающее, резко пахнущее спиртом средство, и специальная мазь для культей и бинты. Потому и пришлось выбираться. Да и Мирон попросился наружу.
А сейчас, прооравшись, смотрел за окно. Насколько Лёха успел понять, сидеть им придётся не меньше часа. Такие дожди на последней неделе шли
Мирон покосился на него, возвышающегося сюрреалистичной композицией из плоти и металла, даже когда Лёшка сидел на полу. На плохо скроенную из кусков мешковины сбрую, в которой голем притащил его сюда. На выражение лица, с которым тот рассматривал аляповатый узор трещин на битых плитках. Пустота, которая крепко охватила бывшего пэтэушника, заволновалась, чувствуя, как начинает давать трещину. Ей, запустившей корни глубоко внутрь искалеченного молодого парня, очень не хотелось рассыпаться кусками терракотовой глины. Как и самому Мирону, который понимал, там, в глубине, что он не прав. Потому как искалеченный куда как больше его Лёшка — не закрывался от него. Наоборот, старался стать ему как можно ближе. А ведь он даже не поинтересовался у Изменённого: что с твоей семьёй? Хотя прекрасно помнил, как тот пропал где-то на сутки, оставив ему запас воды в двух пластиковых канистрах, несколько банок консервов и автомат с полным подсумком. Мало того, что Мирону даже не пришло в голову поинтересоваться тем, откуда он всё это притащил, так после его появления он даже ни разу не спросил того, непривычно молчаливого о том, где тот был.
Лёшка поднял голову, прислушиваясь. По коридору кто-то тихо крался. Вернее, думал, что крался, так как этот «некто» наверняка не знал о том, что голем услышал движение ещё тогда, когда тот задел кусок стекла на первом этаже.
— Что там? — Мирон тоже постарался прислушаться.
Голем приложил палец к губам и медленно приподнялся, стараясь не скрипнуть чем-нибудь. Аккуратно подкрался к двери, зацепил крюк левой руки на ручке и отступил назад, поднимая «кувалду». Мирон сглотнул, вспомнив, как застал Лёшку за тем, что тот отмывал её бьющую часть от липкой красной массы. За дверью чуть слышно зашелестел неплотно натянутый линолеум. Голем дёрнул дверь на себя, одновременно шагая вперёд и занося руку для удара. Из двери выстрелила молния.
Живая, орущая что-то нечленораздельное и размахивающая заточенной штыковой лопатой. Кувалда с хрустом впечаталась в темечко Изменённого, которого от удара согнуло пополам. За спиной Мирона со звоном вылетело стекло, впуская в операционную двух невысоких и гибких, мгновенно бросившихся на голема со спины. А с коридора влетели ещё трое, сумевших чуть столкнуть замешкавшегося Лёшку с места.
Тот попытался выпрямиться, чтобы скинуть хотя бы одного из тех, что висели у него на спине. Ему это почти удалось: он смог ударом кулака зашвырнуть в угол того, что был побольше, одетого в донельзя рваный тренировочный костюм.
Мутант отлетел, взрыкнув и мгновенно вскочив на четвереньки, и увидел вжавшегося в противоположный угол Мирона. Жадно облизнулся, глядя безумными голодными глазами на него и начал, осторожно пригибаясь, заходить сбоку, больше не вмешиваясь в ураган, воцарившийся посреди операционной.
Парень расширившимися глазами смотрел на то, что ещё совсем недавно было, наверное, мальчишкой лет двенадцати-тринадцати и никак не мог достать из-за спины зацепившийся за что-то АКСУ. Тварь пригнулась для прыжка и оскалилась.
Кир злился. Ходил кругами по собственной комнате на территории бывшего автохозяйства и доламывал остатки мебели. Обезьяна, сидевшая у двери в качестве сторожа, несколько раз порывалась выскочить, понимая, что Хозяин не в духе. Но каждый раз останавливалась, получив жёсткий, как удар хлыста, мысленный приказ.
Недовольство объяснялось просто: он не мог удерживать контроль над Стаей дальше, чем на три километра, как не старался. Аксиома, которая стоила ему потерянной части стаи обезьян, которых теперь осталось всего три и двух собак. Как не крути, а сил у него осталось очень мало. И ведь успел, успел привыкнуть к той силе, что ему давали животные, а? С людьми тоже получалось не ахти, если честно. Сил на них приходилось тратить намного больше и отвлекаться от зверей, которые немедленно начинали самостоятельную деятельность. Зоотехник, разозлившись, саданул ногой по крышке низенького столика, разнеся его в щепки. Обезьяна попятилась подальше в угол, присела на лысеющий зад, вытянув вперёд заметно удлинившуюся морду, и подслеповато заморгала тёмными глазками.