Райский уголок. По велению сердца
Шрифт:
— Итак, это твое последнее слово?
Она кивнула.
— Да.
— В таком случае, я вложу в проект Гринхэма свои личные деньги.
— Разумеется. Здесь ты сам можешь принять решение. — Они оба знали, что единственная сумма, которой обладал Тоби, была связана с акциями Андерскоров. Чтобы получить деньги, ему придется продать часть акций или всю долю. Поскольку он, как и все члены семьи, был обязан сначала предложить их Амосу Андерскору, он таким образом лишался возможности влиять на компанию. Это был серьезный шаг, и крайне нежелательный, какой бы соблазнительной не являлась
Дафни по-прежнему сидела, склонив голову к ребенку.
Тоби устроился на подлокотнике кресла напротив, поставив локти на колени, и смотрел на порозовевшее личико сына. Выражение его лица все еще оставалось угрюмым.
— Тоби? — Дафни, не поднимая на него глаз, скорее почувствовала, чем увидела его вопросительный взгляд. — Мне очень жаль. Мне действительно очень жаль. Но я думаю, ты не прав. Ты ведь должен понимать, что слишком много поставлено на карту?
Он пожал плечами, выражение его лица не смягчилось. В тишине было слышно, как посапывает ребенок, не отрываясь от груди. Тоби протянул длинный палец и очень нежно коснулся мягкой, покрытой пушком головки.
Дафни взглянула на него.
— Я хотела с тобой поговорить еще кое о чем.
— Да? — Он не пошевелился и ничем не выдал своего любопытства, даже если оно и возникло. Его лицо оставалось бесстрастным.
— Это касается Рейчел, — сказала Дафни почти наугад. Все, что угодно — лишь бы сменить тему, облегчить напряженность, стереть с его лица это выражение глубокой задумчивости, погружения в самого себя. — Я действительно очень беспокоюсь о ней. Она ведет себя ужасно странно. То исчезает на несколько дней — один Бог только знает, где она бывает, — то вдруг возвращается, запирается в своей квартире и не отвечает на телефонные звонки. Стала худой как щепка. Выглядит ужасно; я уверена, она плохо питается.
Тоби поднялся, не сводя взгляда с маленького Амоса.
— Не вижу, чем я тут могу помочь.
— Поговори с ней. Она послушает тебя.
У двери он обернулся и невесело улыбнулся.
— Рейчел? Она никогда никого не слушала за всю свою жизнь. Маловероятно, что станет это делать сейчас.
— Ты не хочешь попытаться? В самом деле, она по-моему совсем одичала с тех пор… — она запнулась, подбирая слова, — с того жуткого случая. Она еще слаба. Боюсь, она еще больше навредит себе. Может быть, ты, по крайней мере, поговоришь с ней?
Он приподнял одно плечо.
— Попробую.
— Спасибо. — Она чувствовала себя так, будто ступала по зыбкой почве.
Он собрался было выйти из комнаты, но остановился в нерешительности и оглянулся.
— Не жди меня сегодня вечером. Возможно, я задержусь. Может быть, загляну в клуб.
Она открыла рот, потом кивнула:
— Хорошо.
Дверь очень тихо закрылась за ним.
Дафни спокойно смотрела на бесконечно дорогое личико своего малыша. Однако, несмотря на все ее усилия, нежные черты стали расплываться под нахлынувшими слезами.
Не обращая внимания на плохо скрываемые далеко не дружелюбные взгляды, которые, как она чувствовала, бросали на нее со всех сторон, Рейчел приблизила лицо к грязному запотевшему окну и пальцем провела
Она чувствовала себя отвратительно. Отражение худощавого лица безрадостно смотрело на нее с мутного стекла. Бросающаяся в глаза яркая красота, которую Рейчел долгое время принимала как само собой разумеющуюся, давно пропала. Впалые щеки и тяжелый взгляд окруженных темными кругами глаз делали ее похожей на пациентов своего отца.
Ради всего святого, что она делала с собой? И почему она это делала?
Перед глазами ожили воспоминания прошедшей ночи — искаженные образы ночных кошмаров.
До нее доносились обрывки разговоров. Хриплые, резкие, жизнерадостные голоса и беспорядочный шум. А в ее голове царили покой, тишина и безрадостная пустота.
— Это место занято, голубка? Эй? — Молчание. В глазах спрашивающего мелькнула улыбка. — Эй, как вас там! Это место занято?
— Простите? — Она вздрогнула, очнувшись от забытья.
Невысокого роста человечек неопределенных лет, аккуратный и щеголеватый, в шейном платке и полотняной кепке, стоял перед ней, добродушно улыбаясь и сверкая зубами, которые были чрезмерно ровными для естественных. На смуглом лице выделялись пронзительно голубые глаза.
— Э-э-э… нет. Нет, не занято.
Он ловко скользнул за стол. Чашка чая и огромная тарелка с сосисками и картофельным пюре, обильно политым соусом, опасно балансировали в его руке. Его улыбка была дружелюбной. Яркие проницательные глаза светились любопытством, когда он рассматривал меховое пальто, мелькнувший под ним шелк, позвякивающие браслеты и длинные изящные серьги.
Рейчел, избегая его заинтересованного взгляда, хмуро смотрела на неаппетитный чай в несвежей чашке. Покинув стоящее в доке торговое судно, в каюте которого она оставила ворох пустых бутылок и трех молодых офицеров в различной степени пьяного оцепенения, а также в различной степени наготы, она вышла, невзирая на опасность, на узкие, грязные улицы, примыкающие к доку, и бродила по ним до тех пор, пока неожиданно для себя не оказалась в предрассветной воскресной суете Петтикоут-Лейн-Маркет. Страдая от холода и испытывая мерзкие ощущения от ночных излишеств и отвращения к самой себе, она точно загнанный зверь нашла прибежище в первом подходящем уголке, который попался на ее пути.
Кафе заполнили рыночные торговцы — мужчины и женщины, хотя между ними практически не было различия благодаря истрепанным брюкам, фартукам из дерюги, поношенным курткам и плоским кепкам, ставшими как бы униформой. Не слишком вежливые, грубовато-дружелюбные, они не стремились вступать в разговор с незваными гостями. Но ей было наплевать. Что они могли сделать с ней такого, чего еще не сделали другие? Она опустила голову на руки.
— Вы хорошо себя чувствуете, голубка? — В голосе звучала искренняя озабоченность. Она устало подняла голову. Острый пронизывающий взгляд остановился на ней. Обветренное лицо выражало тревогу.