Райский уголок. По велению сердца
Шрифт:
— Да, — сказала она, — я прекрасно себя чувствую.
Он улыбнулся; белоснежные, слишком ровные зубы вновь сверкнули на его лице.
— Не могу сказать, что у вас соответствующий вид. Наверное, после какой-нибудь попойки?
Рейчел улыбнулась, но промолчала. Ее улыбка получилась слабой и горькой.
— Пейте чай. Он помогает.
Она сделала один глоток. Чай был крепкий, горячий и очень сладкий. Маленький человечек принялся за сосиску. Она отвернулась, не в силах наблюдать эту картину.
— В одиночестве? — поинтересовался он.
— Да.
Она взглянула на него, удивленная проблеском
— Да, — повторила она.
— А разве все мы не одиноки? — с благожелательной шутливостью заметил он. Потом положил вилку, вытер руку о рукав неопрятного пиджака и протянул ее через весь стол. — Джимми Беннет. Известный всем как Кучерявый.
Рейчел пожала руку. Она была теплой, мозолистой и удивительно сильной.
— Рейчел Пэттен.
— А скажите мне, Рейчел Пэттен, — он вновь энергично набросился на сосиску и картофельное пюре, — что привело вас сюда, в кафе Барни, в такой час воскресного утра, в одиночестве? Вряд ли вы торгуете на рынке, это я могу сказать с уверенностью.
Она засмеялась. Волей-неволей этот человечек притягивал ее своим открытым и заинтересованным дружелюбием.
— Нет, не торгую. — Она опустила локти на стол, согревая пальцы о теплую чашку, и смотрела на него. — Я… — начала она, но замолчала, пожав плечами.
На мгновение он перестал жевать, остановив на ее лице взгляд пронзительных голубых глаз и внимательно всматриваясь. Потом сказал:
— Поешьте немного, — и указал на тарелку, которая стояла перед ним. — У вас такой вид, что капля еды вам совсем не повредит.
Она покачала головой.
— Сосисок с картофельным пюре вкуснее, чем у Барни, вы нигде не найдете, скажу я вам.
— Не сомневаюсь. — Она отпила немного чая.
— Он бросил вас, да? — спросил он без обиняков после минутной паузы.
— Что? О нет. — Она покачала головой.
— Значит, — он вновь откусил большой кусок сосиски, — в таком случае, вы бросили его.
Ее губы изогнулись в насмешливой улыбке.
— Можно сказать и так.
Он вскинул голову и пристально посмотрел на нее.
— Ваш вид не говорит о том, что вы очень счастливы по этому поводу.
Рейчел поставила чашку и сложила руки на столе. Немного согревшись, она расслабилась и почувствовала, как в ней нарастает усталость.
— Собственно говоря, Джимми Беннет, — утомленно сказала она, — не могу назвать ни одной вещи, которая сделала бы меня счастливой.
Выражение его смуглого лица едва заметно изменилось, в глазах неожиданно появился холодок.
— О? — Хлебом он собрал с тарелки остатки пюре с соусом. — Но ведь это, должно быть, очень стыдно, а? — В его голосе прозвучала легкая язвительная насмешка. Он внимательно рассматривал ее. Неожиданно она остро осознала, что на ней расточительно дорогая шуба и золото, тускло поблескивающее в ее ушах и на запястьях. — Сейчас у нас пара миллионов безработных, — продолжал он, — вероятно, у них найдется, что сказать по этому поводу. — Он ждал, глядя на нее. Она молчала. — Бедняжка, — тихо сказал он. — Вы пришли в эти трущобы с благотворительной целью?
Она слегка покраснела.
— Нет.
Он изумленно приподнял брови.
— Я… — Неожиданные и унизительные слезы хлынули из ее глаз. Она зажала рот рукой и резко отвернулась.
Спустя некоторое
— Извините, голубка. Я не хотел огорчить вас. Честное слово, не хотел. Ну, а теперь успокойтесь. — Чувствуя угрызения совести и оттого ощущая некоторую неловкость, пытаясь не думать о том, сколько необходимых вещей он мог бы купить для своей жены и детей на те деньги, которые стоила ее шуба, он похлопал ее по руке. — Не вешайте нос, взбодритесь. Пейте чай, пока он не остыл. В жизни еще не такое случается, как бывало говаривала моя старенькая мама.
Она нерешительно улыбнулась. Слезы переполняли ее глаза и струились по щекам. Шмыгнув носом, она покачала головой.
— Хуже уже не бывает. — Знакомое чувство отвращения и жалости к себе снова грозило овладеть ею.
— Подождите. Не уходите. — Джимми Беннет выскользнул из-за стола и куда-то исчез. Она вытерла глаза тыльной стороной ладони, не обращая внимания на любопытные взгляды, которые бросали на нее посетители кафе. Спустя несколько минут, когда самообладание несколько вернулось к ней, маленький человечек появился с двумя чашками свежего чая. — А вот и я. Ничто так не помогает почувствовать себя хорошо, как чашка вкусного чая. Ну, — он опустился на стул, — пейте. Потом расскажете все дядюшке Джимми, а? Почему бы вам не рассказать? Кто знает — может быть, это поможет.
Она сидела и пила обжигающий чай. Ей казалось, что прошло очень много времени. Соблазн облегчить свою душу этому странно назойливому, с приземленными интересами незнакомцу был огромным. Она предположила, что он не станет ни осуждать ее, ни заниматься догматическими разглагольствованиями. А потребность выговориться, чему она так долго и так упорно противилась, была почти непреодолимой.
— Я потеряла ребенка, — сказала она. — Это был… аборт. — Она заметила, как он метнул взгляд на безымянный палец, на котором не было обручального кольца. Выражение его лица оставалось прежним. — Но я, кажется, не могу об этом забыть, вот и все. Какая глупость! — Она покачала головой. — Иногда я мечтаю о том, что… — Она замолчала, прикусив губу. Он сидел неподвижно, не сводя с нее глаз. Рейчел в упор посмотрела на него. — Я очень дурно себя веду последнее время, — спокойно сказала она. Облегчение, которое она почувствовала от этого признания, было неописуемым. — В самом деле, очень дурно. Я все понимаю, но не могу остановиться. Прошлой ночью… — она пожала плечами, слегка вздрогнув, — …впрочем, это не имеет значения. Вряд ли вам интересно выслушивать такие подробности. — Некоторое время она вертела чайную ложку в длинных худых пальцах с ярко накрашенными ногтями. — Я отвратительна сама себе, — сказала она наконец очень тихо. — Я уже ни на что не гожусь.
Он слегка откинулся назад.
— Я бы так не сказал, голубка. Каждый на что-то годится.
Она покачала головой.
Он снова наклонился вперед, поставив локти на стол.
— Вы ведь не виноваты в том, что потеряли его?
Она смотрела на него долго и спокойно. Жребий брошен.
— Виновата.
— А-а, — кивнул он, ничуть не удивившись.
— Теперь вы понимаете?
По непонятной причине ей вдруг стало очень важно, чтобы эта чужая, но дружелюбная душа поняла ее и выразила сочувствие, в котором она так упорно отказывала другим.