Райское место
Шрифт:
– Привет, Уолт, – сказала она, протягивая мне руку. Я услышал, как тихо поскрипывает ее юбка, миниатюрный намек на одежду из блестящей и словно позолоченной кожи. Юная баядера, дорогая проститутка, предмет восхищения и зависти – Айлин улыбалась так же открыто, как в Моухее. И серо-голубые глаза сохранили то же приветливое выражение.
– Откуда ты тут взялась? – пробормотал я.
– Приехала посмотреть большой город. – Айлин ! пожала загорелыми плечами, и ее собственная кожа блеснула апельсиновым переливом. – Мистер Риденс нарисовал мне план пути. Вот…
Я не представлял, как может между ее
Это и есть тот план, это мое письмо!
– Я смотрела на него всю дорогу, – улыбнулась Айлин.
Я чуть не вскрикнул: «Ты украла его у меня!» Но девушка повела себя еще более странно: взмахнула листком перед моим лицом и пронзительно закричала:
– Разорви это! Разорви сейчас же!
Я схватился за листок, но он скользил в пальцах, извивался, как живой, а Айлин снова кричала:
– Разорви это! – и ее голос стал грубее… мужским. Я проснулся, дернувшись, и сообразил, что сжимаю вместо листа край одеяла. Но крик не оборвался. За стенкой Джейк истошно вопил: «Разорви это!» Черт его знает, какой раз он выкрикивал эту фразу. Вскочив, я чуть не врезался в стул, стоящий спинкой к кровати, пробежал до двери, толкнул ее, опомнился и дернул на себя, а крик стал громче. Да что тут творится?!
Дверь в комнату Джейка подалась мгновенно. Я сощурился от света: под потолком горела люстра. Джейк сидел в постели, подтянув колени к груди и низко опустив голову, будто боялся увидеть перед собой что-то жуткое. Он отмахивался обеими руками от пустоты и вопил, как оглашенный.
– Джейк! – гаркнул я. – Какого черта?! Что случилось?
– Уолт! – он буквально взвизгнул. – Разорви это!
– Что?!
– Это! – Трясущаяся рука ткнула в стопку листов на тумбочке около кровати. – Все это! Скорей!
Я подошел и поднял верхний лист. «Сермахлонка указала на отверстие в скале. «Наш вождь ждет вас, – сказала она. – Не принуждайте его ждать, иначе он выйдет после первого дождя». Астронавты переглянулись. Джон Рассел первым пошел ко входу в пещеру».
– Рви! Рви, я сказал!
Да ради бога! На Нобелевскую премию это все равно не потянет. Пусть Джон Рассел катится к черту. Лист разорвался с шуршанием, как будто застегнулась «молния» на курточке гнома.
– Все! Все, Уолт, скорее!
Я уже не читал перлы, записанные на листах… на половинках листов… на мелких обрывках. Звук рвущейся бумаги успокоил Джейка. Он поднял голову и исподлобья смотрел, как я уничтожаю новую главу его романа; покрасневшие глаза опухли, темные круги под ними стали шире. Полубезумный, встрепанный Джейк с приоткрытым ртом и трясущимися губами сейчас выглядел именно тем существом, увидев которое возле своей кровати нормальный человек завопит и попытается спрятаться.
– Хорошо, – бормотал он. – Хорошо, Уолт, хорошо, вот так…
– Что с тобой происходит? – я бросил
Джейк помотал головой. Сильно потер глаза и обхватил себя руками, но, когда глянул на разбросанные обрывки, улыбнулся. От этой его улыбки мне стало холодно.
– Выпить хочешь? Он кивнул.
– Я сейчас принесу.
– Уолт…
– Что такое?
– Шоколада у тебя нет?
– Есть. Подожди.
Я включил свет в коридоре и на кухне, нашел в шкафу не допитую днем бутылку, а в кармане пиджака – шоколадку, купленную в придорожном кафе. Содовую мы вроде бы прикончили. На столе стоял пустой стакан, из шкафа я вытащил рюмку побольше. Покрытый линолеумом пол был холодным,
как дно могилы
и у меня уже замерзли ноги. Подумав секунду, я взял еще одну рюмку, сунул бутылку под мышку, набрал в стакан воды из крана и вернулся к Джейку. Он слегка расслабился, привалился спиной к стене и прикрыл глаза.
– Как тебе разбавить? – спросил я, сгружая свою ношу на тумбочку.
– Лей чистое. И давай сюда шоколад.
Выполнив его просьбу, я плеснул немного виски себе, долил рюмку водой до краев и стал наблюдать за весьма экстравагантным способом питья: Джейк с быстротой и методичностью машины отламывал от шоколадной плитки маленькие кусочки, совал их в рот и проглатывал, почти не жуя, но запивая каждый кусок глотком чистого виски.
– Вкусно? – поинтересовался я.
Джейк кивнул. Его ужас отступил, а когда от шоколадки остались только крошки на фольге, в глаза вернулось полностью осмысленное выражение. Вздохнув, Джейк протянул мне рюмку и жестом попросил наполнить ее еще раз.
– Я писал перед тем, как уснуть, – сказал он, не дожидаясь расспросов. – Помнишь, как раньше…
Я помнил. Джейк, еще будучи школьником, приловчился писать лежа и, если укладывался в постель один, обязательно записывал несколько строк, а иногда и пару страниц, сбив подушку комом, чтобы голова оказалась повыше. Я прекрасно помнил, как тысячу раз засыпал в нашей комнате в университетском кампусе, повернувшись лицом к стене, чтобы свет от настольной лампы Джейка мешал меньше, и сквозь дрему слышал, как шуршит его ручка по бумаге, как он ерзает, устраиваясь поудобнее, шелестит черновиками, бормочет – и снова торопливо карябает. А иногда он вслух смеялся над собственными выдумками, даже будил меня и, выслушав мою ругань (чего, спрашивается, я тогда сердился? лучше просыпаться от смеха, чем от крика), извинялся и снова писал. Это была не просто работа, но молитва на сон грядущий. Наверное, самая искренняя молитва, на какую только способен писатель.
В кампусе Джейк подкладывал под листы какую-нибудь книгу побольше, чаще всего оксфордский словарь. Интересно, чем он здесь пользуется? Справочником садовода? Поваренной книгой?
– Лежал и писал, – продолжал Джейк. – Положил бумагу вот на эту штуку…
Он сунул руку под одеяло и вытащил доску для резки хлеба. Я не удержался от смеха.
– Если кто-то из твоих врагов это увидел бы, тебя объявили бы не только графоманом, но и извращенцем.
– Сами они козлы, – автоматически огрызнулся Джейк. Значит, полностью оклемался. – Будешь слушать или перебивать? Тогда вали спать.