Райское место
Шрифт:
Ларри смотрел в спокойное лицо Клеймена, разрываясь между неверием и желанием заорать от ужаса.
– Наше виски изменяет людей, – продолжал Стэн. – Но не приносит вреда, если пить его постоянно. Мы даже детям даем понемногу, моему Рою три года, и он с удовольствием выпивает полрюмочки в день. Ты же понимаешь, собственному ребенку я бы отраву не давал.
– И всем… всем приезжим наливаете? – голос Ларри сел.
– Почти. Ты ведь пока не попробовал, верно? А то, что у твоей жены так быстро проявилась абстиненция, доказывает, что ее организм предрасположен к нашему напитку. Этим
завтра тебе придется разговаривать с коронером. А он установит смерть от сердечного приступа или от закупорки сосуда в мозгу. И только ты будешь знать, что на самом деле ты убил ее.
Его слова звучали уверенным бредом. Если бы не припадок Кэти, так быстро прекратившийся… Стоило ей немного выпить – и пожалуйста, здоровый сияющий вид подтверждает нелепую выдумку Клеймена. Превращает бред в реальность.
Ларри оглянулся. Кэтлин, уже поднявшаяся на ноги, весело помахала ему. Она была и осталась красивее всех на свете, самой любимой, самой необходимой, и в эту секунду Ларри понял, что пойдет на что угодно, лишь бы сохранить ее улыбку. Только что он мог потерять жену навсегда, но теперь она здорова, смеется, машет и любит его. Все остальное – ерунда. Бояться нечего.
– Значит, мы не сможем уехать, – сказал он.
– Если хочешь, чтоб она жила.
– Хорошо. – Решение пришло само собой, неколебимое, как скала Рашмор. – Если жизнь моей жены зависит от вашего пойла, я буду делать все, что угодно, лишь бы она имела его в достатке. Единственное условие: мне эту дрянь не подсовывать.
– Ты сможешь ездить в Гэлтаун и покупать себе любые напитки, – улыбнулся Стэн. – И можешь быть очень полезен Моухею. Мы уже обсудили это. Только вот вряд ли ты выдержишь нашу жизнь, если не будешь пить.
– Выдержу.
Клеймен внимательно посмотрел в глаза Ларри и кивнул:
– Договорились.
– Вот так я и стал вольнонаемным, – закончил О'Доннел. – Мы вернулись в Моухей, где Кэтлин получила новую порцию «Четырех роз» – местные называют так свой самогон, потому что пьют его только из бутылок с такой этикеткой, обратил внимание? А я узнал кое-какие подробности. Первая: у многих, попадающих в Моухей, начинаются галлюцинации или ночные кошмары, а иногда и то и другое. Никто не знает, чем они обусловлены, но переживать из-за этого не стоит: достаточно сделать глоток самогона или перетерпеть три-четыре дня – и все проходит. Зато творческие задатки здесь обостряются надолго. Люди поют, сочиняют, рисуют или создают новые математические теории, а другие собирают солнечные батареи из утильсырья или магичествуют у кухонных плит – кто на что годен. Кэти, между прочим, вскоре начала великолепно готовить. Себя я проверить не смог, но подозреваю, что в пилотаже мне не было бы равных. А ты, надо понимать, пишешь?
Я мотнул головой.
– Почти. Устно сочиняю. Идеи лезут в голову пачками, это точно.
– Вот и с Риденсом то же самое. Так что он тут жив и счастлив, а если ты его заставишь уехать, ему каюк.
Я верил. Наверное, пораскинув мозгами, нашел бы, к чему придраться, но с лету все
– А если я сдам Джейка в больницу?
– Бесполезно. Врачи не помогут, и все их анализы не выявят ничего особенного. Разве что проба на алкоголь покажет на несколько десятых промилле выше среднего опьянения. А что тут криминального? Ну, выпил человек две порции вместо одной, это не наказуемо и не смертельно. Думаешь, они не так станут рассуждать? Я прижал руку ко лбу и ничего не ответил. В голове ритмично звякал ксилофон. Еще одна чашечка коньяка не помешала бы.
– А если заявить… хотя бы в полицию?
– Мне это тоже поначалу в голову приходило, – усмехнулся Ларри. – Но что именно ты скажешь? Что Риденса насильно напоили? Что здесь есть некий особенный самогон? А все мои соседи хором отопрутся от твоих обвинений и скажут, что никогда ни тебя, ни Джейка не видели, а самогон им на грош не нужен, сухой закон, слава богу, давно отменили. И что дальше?
– «Четыре розы», надо понимать, к тому времени спрячут?
– Естественно. – По губам Ларри снова скользнула усмешка. – Мы с законом не ссоримся. Но если пожаловаться не терпится – давай. Перед тобой местный констебль.
Я смотрел в его красивое улыбающееся лицо и понимал, как он должен был чувствовать себя там, на дороге, перед молодым еще Стэном Клейменом. Но надо же, как хорошо втянулся бывший лейтенант в изуродованную моухейскую жизнь! Правду говорят – человек ко всему привыкает. И находит удовольствие в том, что когда-то казалось ужасным.
– Так все дело в самогоне?
– О чем и речь, – кивнул Ларри. – Ты знаешь, из чего делают самогон?
– Из картофеля, кажется, – я пожал плечами. – А может, еще из каких-то овощей. Или из зерна. Я никогда этим не интересовался. (
– Я тоже. Но точно знаю, что в Моухее его делают только из мха. Видел мох на камнях, которые Делберт с отцом вытаскивали с поля?
У меня рот открылся сам собой.
– Я… Я видел, как он нарастает. Подумал, показалось.
– Нет. Когда здесь что-то кажется, оно выглядит гораздо страшнее, чем разросшиеся стебельки. Мох полностью реален, как камни и поле. Оно, кстати, принадлежит не Энсонам, а всей деревне. И только на этом участке земли в начале каждого месяца на камнях появляются стебельки мха. Еле заметные. Но как только они появились, надо собрать валуны в кучу. Тогда они обрастают мхом со всех сторон. Как ты видел.
Я кивнул.
– Этот мох счищают, чтобы потом перегнать в домашнее виски. Схема всегда одна и та же: собрать камни в груду, подождать два дня, счистить мох и снова разбросать камни. Улавливаешь библейский отзвук? Главное тут – не упустить время, когда надо их собрать и когда пора вернуть на место. Иначе в следующем месяце «урожая» не будет, а это верная смерть если не для всех, то для большинства. Запасы тают очень быстро, понимаешь?
– Перестань переспрашивать, я не идиот. Скажи лучше, что вы зимой делаете.