Разберёмся по-семейному

Галданов Виктор

— Нет, нет. Я не это имел в виду, ради Бога. — В голосе его уже звучали слезы. — Пожалуйста, больше не бейте меня. Я имел в виду другое. Вы знаете, как я работаю? Я стараюсь знать только то, что мне необходимо, и ничего больше. Тот, кто знает слишком много, легко может нарваться на неприятности. Здесь то же самое. Я знаю только то, о чем спрашивал Лифшица и что он мне ответил. Это я и передал своему клиенту.

— Предположим, что именно это ты передашь и мне, — улыбаясь, сказал Барский. — Только ничего не опускай.

— Это было э… — глаза Долидзе

остановились на календаре, — около двух месяцев назад. Меня попросили связаться с Лифшицем и купить у него автомобиль. Я начал э… переговоры.

— От чьего имени? — потребовал Барский.

Долидзе закрыл рот и пожевал губу желтыми зубами. Барский поднял руку.

— От имени господина Гершковича. Арнольда Гершковича, — быстро сказал Долидзе.

— Зачем ему понадобилась эта колымага?

— Я не знаю.

Барский шагнул вперед, и Долидзе сжался в кресле.

— Но это правда! Клянусь! Мне в таких случаях совершенно не нужно знать причину. У клиента было поручение, и я его выполнил.

— Хорошо, — Барский вздохнул с отвращением. — Насколько я понимаю, речь шла о лимузине модели «хорьх». И, похоже, ты ничего не добился.

— Пока не добился. Однако…

— Однако Лифшиц чего-то испугался. И это, скорее всего, были головорезы, охранявшие твою крысиную нору, — коротко сказал Барский. — Он перессал, смылся и забрал с собой рыдван.

— Я так и не понял, почему это произошло, — медленно сказал Долидзе. — И поверьте мне, я, действительно, не имею об этом ни малейшего представления. Я никак не угрожал ему. Более того, я был уверен, что все пройдет вполне нормально, а он получит неплохую прибыль за эту развалину.

— Что ты называешь неплохой прибылью?

— Мое последнее предложение было восемнадцать тысяч долларов. Восемнадцать штук — это ведь действительно, неплохо, когда речь идет о машине, которой уже полвека. Пускай на ней и ездил сам адмирал Канарис.

— Так в чем дело? Лифшиц придерживался другого мнения? Он заломил бешеную цене?

— Я не знаю, о чем думал ваш Лифшиц, — неохотно сказал Долидзе. — В самом начале я думал, что они сойдутся где-то около двадцати пяти тысяч. Он мне сказал, что у него есть и другие покупатели. Кроме того, он не желал продавать машину немедленно, потому что, дескать, пообещал предоставить ее для какого-то там телевизионного шоу. Он дал понять, что продаст ее сразу же после этого. Ну и…

— Вы накатили на него?

— Ни в коем случае! Мой клиент немедленно поднял цену до пятидесяти тысяч баксов! За драндулет, который видел Гитлера! О, рами-да шен! Шени дедац!..

— И что Лифшиц? Не купился?

— А он взял да и смылся! Клянусь, эти евреи! Что за народ! Вай-да-дан-вай!

Барский зажег сигарету.

— И ты не имеешь ни малейшего представления, почему он это сделал.

— Нет.

— Может быть, он был испуган? Может быть, он почувствовал, что кто-то собирается прижать его?

— Я совершенно определенно…

— Ты совершенно определенно потратил семь тысяч, принадлежавших, возможно, Гершковичу, чтобы собрать подписанные

Фимкой долговые расписки. У того уже довольно давно было туго с деньгами. Когда от него потребовали уплаты, самым естественным для него было попытаться раздобыть где-то хотя бы часть денег. Семи штук ему вполне хватило бы, чтобы на время отделаться от кредиторов. Ты ему предложил расписки в обмен на старую развалину. Но он не стал продавать машину даже за такие огромные бабки и слинял.

— Баторин… — пробормотал Слизнякак.

— Баторин не при чем, — отрезал Барский. — ты можешь удостовериться через своих ребят в прокуратуре, он по-прежнему утверждает, что у него были на семнадцать тысяч расписок от Лифшица. Он уверяет, что продал свой долг и никому иному, как тебе.

— Это хорошо, — медленно выдохнул Долидзе. — Мне нравится Баторин.

— Мне тоже, — любезно согласился Барский. — И если с ним что-нибудь случится, я опять загляну к тебе и мы потолкуем об этом.

Слизняк протестующе замахал руками.

— Рассказывай дальше, Резо. Я полагаю, что Гершкович предпочитает покупать новые машины. Так кому из его клиентов понадобился этот «хорьх»?

— Не имею об этом ни малейшего представления, — снова выдавил улыбку Долидзе.

Барский схватил его за ухо и потянул из кресла. Приподняв его, он снова отвесил ему затрещину, и Долидзе, всхлипывая, снова рухнул в кресло.

— Я привык раскалывать серьезных мужиков за тридцать-сорок минут. Ты, мразь, и пяти минут не продержишься, — с отвращением сказал Барский. — Не строй из себя героя. Хватит валять дурака, Резо. Давай-ка сводить концы с концами. Давай вспомним Ризвана Казиева, который пару лет назад был нищим зеком, а теперь владеет роскошным загородным домом и получает еженедельно деньги ни за что. Вспомним Гершковича, банкира мафии, серьезного финансиста, готового выложить кучу денег за эту уродскую телегу. А еще вспомним того босяка, которого пришили на хате у девчонки Лифшица.

— О Казиеве я не знаю ничего, — угрюмо сказал Долидзе. — И знать ничего не хочу. Уж поверь мне.

— Ничего? Ровным счетом ничего? — холодно спросил Барский.

Слизняк перевел взгляд на остывающее на полу тело. Барскому показалось, что ему искренне хотелось бы рассказать как можно больше, чтобы избавиться от неприятностей. Барский на всякий случай посмотрел, что творится в приемной. Крот пока не шевелился.

— Ну, раз ничего, то я, толстячок, сейчас отчалю, — сказал Барский, бросил сигарету на ковер и пошел к двери.

— Эй! — вскочил на ноги Резо. Барский решил, что он, действительно, похож на Слизняка. Тот облизал губы. — А что вы мне теперь прикажете делать с покойником?

Барский остановился в дверях.

— Интересный вопрос. Я как-то сразу и не подумал. А знаешь что? Ты ведь его застрелил. Ты сам и улаживай это дело. Только не советую тебе расчленять труп, тебе могут добавить «особую жестокость», а это лишних пять лет.

Он обошел неподвижное тело Крота и вышел на улицу.