Разбитая ваза
Шрифт:
Но встречу с Диего пришлось отложить. Приехав на Пятьдесят четвертую улицу, Фокс одолел два пролета лестницы и обнаружил в двери новый замок. Он позвонил несколько раз, но безуспешно. Он сел на верхнюю ступеньку и просидел так около часа, потом сдался, сел в машину, поехал домой и лег спать. Утром в субботу он поднялся в шесть часов и уже в семь ехал в Центр, а около восьми снова жал большим пальцем на дверной звонок квартиры Диего. Через мгновение раздался неприветливый голос:
— Кто там?
— Фокс.
Долгая пауза, затем:
— Что ты хочешь?
— Мне надо с тобой поговорить.
Еще
Диего был в пижаме, он только что встал с постели и был явно не расположен, в отличие от его посетителя, к разговору, но вежливость была у него в крови, поэтому он широко распахнул дверь, впустил Фокса и предложил ему стул.
— Извини, у меня беспорядок, — басил он, — я поздно вчера пришел домой. Пьяный. Холодно что-то. — Он подошел к окну, закрыл его, затем вернулся и сел. — Я грубо разговаривал с тобой по телефону. Извини, но мне приходится продолжать вести себя грубо.
— Не возражаю, — улыбнулся ему Фокс. — Я не об этом хотел поговорить. Я знаю, кто убил Яна Тьюсара и Перри Данхэма.
Диего, с мутными глазами, сгорбившись, сидел на стуле. Тут он моргнул. Потом выпрямился, снова моргнул и тихо сказал:
— Ты сущий дьявол!
— Точно, он самый. Но я могу это доказать.
— Мне доказывать не надо. — Очевидно, Диего не собирался показывать, что озадачен, он намеревался оставаться невозмутимым и не связывать себя какими-либо обязательствами, но непроизвольно у него вырвалось имя. — Кох, — произнес он едва слышно и тут же разозлился на себя за несдержанность, щелкнул челюстью и уставился на Фокса.
Фокс покачал головой:
— Не могу сказать. Пока. Но уверяю тебя: я знаю.
Также хочу тебя уверить, что, если ты будешь продолжать играть в благородство, ты только ухудшишь дело.
Диего издал скрежещущий звук.
— Благородство?
— Хорошо, называй это как хочешь. Мисс Тьюсар не крала эту вазу, даже если она сказала тебе, что это сделала. И не она пыталась убить тебя. Но нет ни одного шанса, что она к этому не причастна. С тобой я откровенен, Диего. Полиции многого не удалось добиться и по той причине, что я не был с ними откровенен.
— Ладно. Продолжай. Почему ты…
— Ты был и остаешься испанским кабальеро. Я не издеваюсь над тобой, я даже не говорю тебе, что эта леди не заслуживает твоего заступничества, ты сам это знаешь не хуже меня. Я просто говорю, что твое поведение бессмысленно, гораздо лучше, даже для нее, если ты расскажешь обо всем и позволишь мне заняться этим самому. Не потому, что я боюсь, что тебя обвинят в пособничестве: думаю, ты не захочешь принимать этого в расчет. Гораздо опаснее, что в пособничестве могут обвинить ее, если дело повести не так, как надо.
Ты этого хочешь?
Диего зарычал.
Фокс наклонился к нему:
— Подумай хорошенько, Диего. Черт возьми, взгляни на все открытыми глазами. Как случилось, что ваза попала к тебе? Она дала тебе вазу, считая, что у тебя она будет в большей сохранности?
— Я сказал, мне придется и дальше вести себя грубо, — тихо сказал Диего.
— Послушай, я знаю, кто убийца. А ты его покрываешь.
— Нет.
— Покрываешь.
— Нет, я не покрываю убийцу. Я украл эту вазу у Помфретов, ты видел ее у меня в туалетном шкафчике, кто-то пришел и взял ее. Вот и все. — Диего
— Не стоит говорить в полиции о том, что ты устроил душ из нитробензола для меня. Они уже нашли того, кто его покупал.
— Спасибо за совет. В любом случае это было бы глупо.
— И это все? Тебя даже не интересует, кто его купил?
Кто пытался убить тебя?
— Меня ничто не интересует. Ничто.
Фокс посмотрел на него. Он пришел с намерением потратить часы, если потребуется, весь день, но заставить Диего говорить! Однако по его окаменевшему лицу с налитыми кровью глазами он понял, что только зря потеряет время.
— Ладно, — сказал он и взялся за шляпу. — Прежде чем я уйду, позволь мне спросить еще об одном. Около года назад кто-то разбил одну из ваз Помфрета. Мин, пятицветная. Она не имеет ничего общего с той, которую ты, хм, украл. Ты знаешь что-нибудь об этой разбитой вазе?
Диего искоса поглядел на него:
— Знаю, что не я разбил ее, если ты это имеешь в виду.
— А ты знаешь, кто это сделал?
— Нет.
— А что-нибудь слышал об этой истории?
Диего кивнул:
— Я был там, когда это случилось.
— Когда это произошло?
— Как ты сказал, около года тому назад. Больше года.
Миссис Помфрет устроила музыкальный вечер в честь пианиста Глиссингера. Как обычно, там была уйма народу.
— Кто обнаружил разбитую вазу?
— Не знаю. Я ушел и ничего не слышал об этом целую неделю. Помфрет долго не мог утешиться. И решил больше не покупать фарфора.
— Выяснилось, кто ее разбил?
— Не помню. Меня это не очень интересовало. Думаю, что нет. Если выяснилось, то я забыл или мне не сказали.
— Ты знаешь, где стояла ваза? В какой комнате?
— Нет. — Диего сердито посмотрел на него. — Если это опять какие-нибудь интриги…
— О, тут полно интриг, ты прав. — Фокс встал. — Премного благодарен. Извини, я поднял тебя с постели.
Я дам тебе знать, если к тебе захочет нагрянуть полиция.
Пока.
Выйдя на улицу, он нашел телефон, сделал несколько звонков, затем вернулся к машине и поехал к центру города.
Спустя пять часов, в два часа пополудни, он поднимался по ступенькам крыльца дома в районе Восточных Шестидесятых улиц, где жила Дора Моубрей. Похоже, поиски информации о разбитой вазе имеют шансы оказаться такими же бесплодными, как и все прочие линии расследования, которые проводил и он, и полиция. Один факт он выудил у Адольфа Коха, который рассказал, что пятицветная Мин, один из лучших экземпляров, сохранившихся до наших дней, стояла на низком столике в углу желтой комнаты, но этим его информация исчерпывалась, хотя он и присутствовал на том музыкальном вечере. Хиби Хит, которую он застал в голубом чайном халате в номере отеля «Черчилль», вовсе ничего не знала, но зато поделилась своими взглядами на проблему декораций в кино, поскольку недавно приехала из Голливуда. Феликс Бек высказал подозрение, что вазу разбила Гарда Тьюсар, он видел, как она держала ее в руках, однако подчеркнул, что это всего лишь подозрение. У