Разбитое сердце
Шрифт:
— Разве Питэйр ничего не сказал тебе? — удивленно спросила Вили.
По голосу и лицу Вили нетрудно было догадаться, что она прекрасно знает о моей неосведомленности. Но ей явно нравилось мучить меня.
— Его могут послать на восток. Правительство сейчас рассматривает кандидатуру посланника, и, по мнению Питэйра, он может получить это назначение.
Я замерла. Мне не хотелось, чтобы Вили заметила, насколько глубоко я поражена ее словами. Питер может уехать. Это означало только то, что передо мной останутся два варианта — возвращаться домой или остаться
— Этот пост кажется мне достаточно важным, — сказала я как можно спокойнее. — Не сомневаюсь в том, что Питер будет рад получить его.
С этими словами я отодвинула от себя тарелку и встала из-за стола. Кусок не лез мне в горло. Тем не менее Вили не была обманута моей, как я считала, убедительной попыткой скрыть свои чувства.
— Бедная Мела! — проворковала она. — Тебе непременно нужно помириться с ним до его отъезда.
— Возможно, мне будет проще это сделать, если тебя не будет здесь, — собравшись с духом, проговорила я.
Вили всплеснула руками.
— Ах, Мела! — с трагическим пафосом воскликнула она. — Как ты можешь быть такой жестокой ко мне? Я понимаю, что ты не хочешь видеть меня в вашем доме, но, увы! Мне некуда деваться, я одна на всем белом свете, ограбленная сирота!
Она играла, я понимала это, но понимала и то, что по глупости подставила себя. Она перескажет мои слова Питеру, и можно представить, какую конструкцию сумеет Вили возвести на этом основании.
— Тогда, похоже, съехать отсюда придется мне, — опрометчиво сказала я.
Я не могла не заметить огонек, вспыхнувший в глазах Вили, и тень злорадной улыбки на ее губах. Я вышла из комнаты, хлопнув дверью. Недостойный, конечно, жест, но мне было все равно.
— Ненавижу эту Вили, — бормотала я себе под нос. — Ненавижу все, что рассорило меня с Питером.
Я поднялась наверх, надела пальто и под весенним солнышком отправилась к Рози Хьюитт.
И только когда она появилась в своей забитой вещами маленькой гостиной с приветливой улыбкой на лице, в жоржетовой блузке с кружевами и рядами бус из искусственного жемчуга на шее, я поняла, что она является единственным моим другом по эту сторону Атлантики.
— Я так хотела встретиться с тобой, дорогуша, — сказала она. — Надеялась, что ты забежишь, иначе послала бы тебе записку. Когда я прознала о твоем браке, то обрадовалась как за собственную дочь. Твой дядя был очень высокого мнения о молодом Флактоне. Сколько раз он говорил мне: «Рози, помяни мои слова, этот парень далеко пойдет». Правда, сама-то я не видела Питера Флактона до позавчерашнего дня, когда он пришел ко мне разузнать о тебе. Когда он сказал мне, кто он такой, я очень обрадовалась, а тут он и говорит мне, что вы повенчались в замке.
— Мистер Флактон, — говорю я ему, — будь бедный Эдвард жив, этот день стал бы самым счастливым в его жизни. Знаешь, Мела, как Питер был рад услышать эти слова, только он очень беспокоился о тебе.
— Я собиралась прийти к вам сразу после того, как мы вернулись в Лондон, — сказала я, — но…
— О, конечно, у тебя сейчас столько
— Никаких дел поинтереснее у меня нет, — сказала я дрогнувшим голосом.
— Так в чем же дело? — спросила Рози. — Ты что-то невеселая, моя дорогая, и выглядишь неважно. Ну, у меня найдется рюмочка портвейна — он все и поправит.
— Ох, дело не в этом, — ответила я. — просто я ужасно расстроена. Все у меня плохо, честно говоря.
— Вот как! Неужели уже поссорились? — спросила Рози. — Но если и так, не стоит слишком уж волноваться. Нет на свете такой женщины — а кстати, и мужчины тоже, — которой на первых порах брак не покажется тесным. Приходится приноравливаться, приспосабливаться, привычки свои менять, гордость свою обуздывать. Надо полагать, что у вас с молодым Питером случилась небольшая размолвка и теперь…
— Увы, это не размолвка, — перебила я ее. — Я должна рассказать вам, я должна все кому-нибудь рассказать. Вы здесь мой единственный друг, единственный человек, который может понять меня и дать нужный совет, как сделал бы дядя Эдвард, будь он сейчас с нами.
— Правду говоришь, — сказала Рози. — Он никогда не отворачивался от тех, кто просил у него помощи; и будь он жив, тебе-то он бы точно сумел помочь, если б ты обратилась к нему за помощью.
— Если бы он был жив, — сказала я с горечью, — не было бы никаких бед.
И я рассказала Рози обо всем, что с нами случилось, за исключением действительной причины смерти дяди Эдварда. Поведала о том, как переживала в Монреале, когда я узнала, что Тим любит другую, и обо всем, что было после вплоть до сообщения Вили о том, что Питера могут отправить за границу.
Рози не перебивала меня — пока я говорила, она внимательно смотрела на меня с сочувствием на лице. Свет из окна падал прямо на нас, так что я видела и неокрашенные корни ее волос, и неаккуратно напудренное лицо, и безвкусные массивные кольца на ее пухлых пальцах, но все это было не важно. Отсутствие вкуса не имело никакого отношения к ее светлой душе, доброте и пониманию, исходившим от нее.
Наверное, в тот момент я поняла, почему любил ее дядя Эдвард и почему она значила для него много больше, чем напыщенные, благовоспитанные, ухоженные дамы высшего света.
Когда я закончила свою исповедь, Рози сказала:
— Отшлепать бы эту Вили! Вот уж настоящая «молодая мисс». Чем скорее ты выставишь ее из своего дома, дорогуша, тем лучше. Если она не сумеет расстроить твое счастье одним путем, то непременно попробует сделать это другим. Знаю я таких, как она. — Рози фыркнула. — Пусть твой муж даст ей столько денег, сколько сочтет нужным — у него их довольно, — но избавьтесь от нее. От таких женщин одни только неприятности. Мы с твоим дядей таких людей называли «людоедами». Я и сама их встречала. На разные хитрости пойдут, только б мужчину заполучить.