Разбитые надежды
Шрифт:
– Там вонища стояла неделю! – захохотал в ответ Спенсер.
Никлаусу стало тепло. С этими людьми он по-прежнему мог посмеяться над какой-нибудь ерундой, без стеснения сплетничать о горожанах и обсуждать что угодно. Вот и сейчас всех охватило общее ностальгическое чувство, воспоминания о школьных годах.
Одноклассники после донимали Клауса расспросами о его книгах, о том, как ему посчастливилось связаться с самым лучшим нью-йоркским литературным издательством. Усилиями и намёками Стефана никто не затрагивал вопроса о том, почему Никлаус перестал писать и вообще исчез из
Игра началась только ближе к ночи. Все были охвачены чувством общей радости от сближения после стольких лет: парни с поля свистели девчонкам, а девчонки громко болели за команды и пели школьные песни команды чирлидеров.
А через неделю на странице Мистера Л. на фейсбуке Стефан случайно обнаружил следующий пост: под монологом (скорее, даже личным письмом, представленным публично) была прикреплена фотография совсем ещё молодого Никлауса с его первой презентации «Пожара».
«Всякое трепетное сердце когда-нибудь отобьётся, потухнет когда-нибудь самый пылкий взгляд, стихнет самый громкий голос… Это так естественно и так печально.
Так вот, мой милый мальчик с трепетным сердцем, я привык считать себя твоим наставником, учителем, покровителем, но и сам не заметил, сколь многому научился у тебя. Как я вдохнул в тебя уверенность, так и ты вдохнул в меня новую жизнь, надежду и бережное отношение к миру и людям.
И пусть все, кто когда-либо обожал и превозносил тебя, молчат сегодня, я хочу говорить о тебе. Хочу говорить о том, как ты когда-то сумел подарить людям одни из лучших слов, что были сказаны в литературе за последние двадцать лет.
Наверное, есть и моя вина в том, что случилось с тобой. Я упрятал тебя под своё крыло и эгоистично бросил тогда, когда был особенно нужен.
Я помню, как учил тебя ни за что не извиняться и принимать подарки судьбы как должное… Но сейчас, вспоминая тебя, мой милый мальчик с трепетным сердцем, мне больше всего хочется сказать «прости». Прости меня».
Двадцать миллионов оценок. Более семи миллионов репостов.
***
В конце мая Алексис с матерью приехала в гости к бабушке с дедушкой. Мучительные экзамены остались позади, так можно было расслабиться перед следующим семестром.
Кэролайн сильно разругалась с Кевином, поэтому предпочла пожить неделю-другую в обществе родителей и дочери. Ей всё не нравилось в отчем доме, здесь ей было скучно. Дни текли вяло, Кэролайн предпочитала валяться в гамаке у дома в компании книг или журналов.
В одно утро ей всё же захотелось пройтись по городу, поглядеть, чем он ныне дышит, чем занимаются горожане по утрам на лужайках, заглянуть в местную булочную. Кэролайн надела короткое шёлковое платье нежно-розового цвета, широкополую дизайнерскую шляпу, солнечные очки и отправилась на прогулку. Ей было безразлично, что она не вписывалась в «местный колорит», и выглядела чересчур городской особой. Сначала Кэролайн бесцельно бродила по знакомым улочкам, но после даже зашла в кино, навестила родную школу и кафе, где когда-то любила сидеть по выходным.
Через четыре часа она возвращалась домой, испытывая удовлетворение от своей вылазки. Не дойдя до конца липовой аллеи у своего дома, она остановилась.
– Добрый день… Кэр, – мягко сказал Клаус.
– И тебе, Ник, – почти пропавшим и хриплым голосом отозвалась Кэролайн, сминая подол платья и, медленно подойдя, опустилась на ступеньку рядом с ним.
– Я тут с твоей мамой потолковал о том о сём… С Алексис вот познакомился, – с грустной улыбкой назвал он имя дочери. – Я хотел тебя увидеть сегодня… Хотя почему-то казалось, что ты не придёшь, как в каком-то любовном сериале, где интереснейший момент обрывается интригой, а новая серия будет только через выходные,– Клаус засмеялся и прикрыл глаза, пытаясь собраться с мыслями.
– Не знала, что ты смотрел любовные сериалы,– простодушно ответила Кэролайн и виновато посмотрела на него.
– У меня ноги затекли, Кэр, пойдём лучше прогуляемся до нашей школы, поговорим, – он поднялся и протянул ей руку.
Хотя Кэролайн и была сегодня там, она не стала отказывать Никлаусу, потому как понимала, что рядом с ним эта дорога будет совсем другой. Поначалу они вели бессмысленный диалог о том, что с ними обоими сталось, кто виноват в разлуке и в том, что случилось, но вскоре замолчали, потому как через столько лет эти объяснения казались пустыми, неактуальными и ненужными прелюдиями к тому, о чём им хотелось говорить в действительности. Но соблюдая «этикет» взрослости и логичности, они были вынуждены обсудить это. После долгой паузы Кэролайн поняла, что наконец может поговорить об Алексис.
– Она похожа на тебя, Ник. Такая же чувствительная к миру, к людям, такая же душевная и мечтательная. Но вместе с тем она очень живая, деятельная и оптимистичная, она…
– В этом похожа на тебя. Идеальный сплав наших дурацких по раздельности характеров.
– Да уж… – вздохнула Кэролайн и остановилась.
«Как же годы изменили её. Всякое её движение столь незнакомое – плавное и роскошное… не те её милые метания, взмахивания руками и деловые позы. Наверное, всем окружающим кажется, будто она потеряла внутренний огонь, что она стала безжизненной. Но я знаю, что она стала просто другой, потрёпанной жизнью без любви… Но она всё та же моя Кэр, пусть это и понимаю я один». Они опять замолчали и долго потом шли в тишине.
– Простишь ли ты меня когда-нибудь? – внезапно дрогнувшим голосом спросила Кэролайн и испугалась своего порыва.
– Знаешь, столько времени прошло. Я многое передумал, переосмыслил за эти годы, хоть и часто бывал в самозабвении и опускался так низко, как только можно. – Клаус остановился перед какой-то оградкой и взялся на неё руками. – Я не могу тебя винить и упрекать за то, что ты такая… ну, вот такая, какая есть. Я испытал с тобой столько боли и счастья, с кем не испытывал никогда. Я недолго тебя ненавидел.