Разборки авторитетов
Шрифт:
Тот был чрезвычайно доволен тем, что без всяких усилий удалось заполучить к себе в солдаты внука самого Джино, известного по всему Тихоокеанскому побережью под кличкой Стрелок, хотя и не предполагал, что тем самым может навлечь на себя немилость старшего Барбарелли. Старик не растерял своего запала даже на седьмом десятке, и когда Монтиссори, играя роль радушного хозяина, собрал своих родственников в загородном доме, Джино определенно сказал, что не хотел бы видеть внука в его свите. Альберто расхохотался, но, почувствовав, что от слов старика веет пороховой гарью, примирительно сказал:
– Ну что ты, Джино, мы с тобой кровники, и у меня от тебя нет никаких секретов.
Теперь, когда Макс Барбарелли стал одним из его ближайших помощников, он вдруг осознал, что, возможно, искушает судьбу. Джино Барбарелли хотя и не был богат, но входил в когорту первых сицилийских мафиози, завоевателей Тихоокеанского побережья Америки, уж что-что, а слово свое старик держал твердо и никогда не останавливался перед необходимостью довести до логического конца свои обещания. И, глядя в невозмутимое морщинистое лицо старого Барбарелли, дон Монтиссори не мог избавиться от необъяснимого чувства страха.
Внешне Макс был точной копией деда, и люди, знавшие старика Барбарелли еще в молодости, говорили, что тот был таким же страстным, напористым и имел успех у женщин.
Макса Барбарелли часто можно было встретить в местах, где проводит время вечно скучающая богема, и, наблюдая за ним, оставалось предположить, что светская круговерть – источник его вдохновения. Непременный участник банкетов, приемов, званых обедов и ужинов, он как бы жил по принципу древних римлян – чем дольше за столом, тем раньше в раю. Между тем у него хватало времени и на написание монументальных полотен, одно из которых украшало штаб-квартиру ООН, а денег, вырученных за картины, вполне хватало, чтобы оплачивать огромный дом и содержать полдюжины прислуги.
Свое призвание он успешно сочетал с обязанностями информатора у Монтиссори. Тот расплачивался с ним весьма своеобразно – покупал его «художественные безумства» за огромные деньги, значительно превышавшие их реальную стоимость. Раз в полгода Монтиссори устраивал Максу персональные выставки в самых престижных галереях страны.
Принимая во внимание утонченную и возвышенную натуру Макса, Монтиссори всегда учитывал его светские интересы – просил выявить изъяны в характерах будто бы неподкупных сенаторов. Он не забывал наставлять своего кузена, мол, каждый из них в первую очередь обыкновенный смертный, и если молод, то не упускает случая заглянуть под юбку секретарше, а если в годах – наверняка думает о том, как обеспечить не только собственную старость, но и безбедное существование своим внукам. Монтиссори интересовала любая информация, любой слушок о перспективном политике. Он скрупулезно заносил все это в компьютер, понимая, что когда-нибудь каждая строчка будет продана за миллионы долларов. Шантаж – это тоже бизнес, и было бы глупо пренебрегать им.
– Ну как, Макс, удалось познакомиться с русской дамочкой? – встретил Монтиссори вопросом своего любимца и с лучезарной улыбкой поспешил навстречу.
Сейчас Макс находился в хорошем расположении духа. Он был рад, что один из его многочисленных талантов – очаровывать женщин – пригодился влиятельному кузену.
Макс подошел к столу, уставленному блюдами с разнообразной снедью и батареей бутылок, налил в фужер кьянти, осушил до дна и только после этого ответил вопросом на вопрос:
– А ты сомневался?
Альберто усмехнулся.
На информаторов, или конфидентов, как теперь принято говорить, Альберто денег никогда не жалел. Смеясь, он всегда не уставал повторять, что живет по принципу: «Ты знаешь законы, а я – судью».
С особой тщательностью он выискивал служащих, которые, «сливая информацию налево», делают вид, будто утечка в конторе происходит за счет подслушивающих устройств. А формулу: «Шерше ля фам», то есть «ищите женщину», Монтиссори считал ключом в решении наиболее сложных проблем, так как давно уже понял, что у Амура есть не только стрелы, но и топор. Когда же в Италии среди мафиози появились «пентито», информаторы полиции, нарушившие «омерту», «закон молчания», он здраво рассудил, что такие «пентито» найдутся в любой стране.
И оказался прав. Едва лишь русская мафия заявила о себе в Штатах, он немедленно принял соответствующие меры. В Москву и Санкт-Петербург Монтиссори отправил за свой счет с десяток молодых людей из числа своих преданных солдат. Те, став студентами престижных российских вузов по так называемому обмену, немедленно занялись сбором необходимой информации, в том числе и о лидерах действующих группировок. Информация без особых проблем покупалась за наличные баксы.
И пусть мистер Игнатов напрасно не тешит себя надеждой, что Монтиссори, отчисляя проценты с доходов своего подпольного бизнеса, дрогнул из-за какого-то там взорванного лимузина, отеля или бензоколонки. Это была всего лишь временная уступка. Монтиссори так просто никогда не сдавался, он всегда ждал подходящего момента, чтобы ударить под дых.
И сейчас, когда ему стало известно, что русский мафиози появился в Москве, потом в Санкт-Петербурге, он принял решение о необходимости организовать убийство директора фирмы «Интеркоммодитис» мистера Игнатова именно в России, чтобы отвести от себя все подозрения. В России лидеров отстреливают чуть ли не каждый день. Монтиссори это прекрасно знал. На случай же неудачи оставался вариант захвата жены и ребенка в качестве заложников. Буквально утром Монтиссори стало известно, что на фирму «Интеркоммодитис» поступили из России несколько контейнеров контрабандной валюты и драгоценностей на огромную сумму. С этой информацией предстояло что-то срочно предпринять.
– Сомневался ли я? – машинально повторил он вопрос Макса. – Да как тебе сказать? Судя по тому, как русские девки работают в моих заведениях, не очень. А если точнее – не сомневался.
Макс слегка опешил, это был удар по его самолюбию.
– И что же, знакомство будет продолжаться? – спросил Монтиссори не без ехидства.
– Обязательно, – бросил Макс, отправляя в рот тарталетку с черной икрой.
– А ты не слишком самоуверен? – Монтиссори вскинул бровь.