Разборки дезертиров
Шрифт:
– Именно это я и хочу сказать, – согласилась Маша. – Как бы вздорно ни звучало. Несколько моих коллег проводили тайное журналистское расследование. Участились случаи бесследного исчезновения людей. Выяснить, как всегда, ничего не удалось, милиция пасовала, в прокуратуре жирно намекали, что пустяки, дело житейское. Но косвенная информация подтверждала, откуда растут уши. Только в Иркутске были доступны как минимум два сайта, отсылающие к нашей теме – пусть не доподлинно, но все же. «Ждете лучшей жизни?» – вопрошали объявления в сети, «Хотите полной независимости?», «Достойной жизни за достойные деньги?» и прочая бла-бла. Если вы мобильны, энергичны, находитесь в неустанном поиске… Увы, это не сетевой маркетинг. Сколько людей по вечерам безмозгло щелкают мышкой, прыгая с сайта на сайт. А какой процент из них действительно мобильных, энергичных, недовольных зарплатой, личной жизнью, местом проживания, долгами,
– Ты говоришь о конкретных лицах? – пробурчал я.
– За неделю в мае пропали шестеро – молодые, здоровые. Двое – бывшие военные, уволенные из рядов по причине расформирования одной из местных спецчастей, строитель-монтажник, официант, водитель троллейбуса и почему-то сотрудник районного бюро по трудоустройству. Система отлажена. Такие «рекрутские агентства» могут работать годами, если милиция мышей не ловит, а могут исчезнуть в несколько часов, если почувствуют опасность. Сколько городов в России? Сколько людей, желающих изменить свою жизнь к лучшему? И ведь ничто их не настораживает, а если и настораживает, то процент отказников вербовщиков вполне устраивает. С мира по нитке тут, там – вот и накапливается армия потенциальных рабов.
– Дела-а… – почесал макушку Балабанюк. – Вот так живешь, в ус не дуешь, а потом в один прекрасный день – батюшки светы…
– Если быть осторожным, то ничего с тобой не случится, – пискнула Ульяна.
– По тебе и заметно, – усмехнулась Маша. – Позавчера в лечебнице я видела одного из пропавших в Иркутске. Некто Чапликов, тридцать один год, уволен в прошлом месяце из строительного треста «Байкалкомплект». Скандальная история… в общем, трест, который лопнул. Узнала я его по фото. Привезли больного поздно вечером. Связан, весь в пене, глаза дикие. Зачем привезли, непонятно. Хотели, видимо, определиться, способен ли он еще когда-нибудь работать. Страшное зрелище. Утром, весь исколотый, он еще шевелился. Состоялся, видать, «консилиум». Как в анекдоте – перспективы есть, но не больно-то радужные. В общем, забросили парня в кузов, туда же – двух покойников – ночью скончались, повезли на местный погост. Живого еще повезли, представляете?
Снились этой ночью, разумеется, кошмары. Психиатрическая лечебница в родном городе на улице Владимировской, где я однажды навещал занятного фигуранта. На этот раз беседовать пришли почему-то со МНОЙ. У следователя были насмешливые глаза Благомора и пудовые кулаки вертухая Василия. Несколько раз я просыпался, убеждался в отсутствии смирительной рубашки и опять погружался в мир холодных кафельных стен и твердолобых санитаров. Потом мне стало тесно в каменной усыпальнице, дышать нечем, кто-то вторгся между мной и костром, защемив кожу на бедре. Влажные руки забрались под свитер, дыхание срывалось и горячей волной обжигало ухо. Я пытался приподняться, но рука настойчиво прижимала меня к земле, гладила, щекотала. Ремень на брюках безымянного мертвеца как-то странно расцепился, дрожащие пальчики расстегивали пуговицы на ширинке. Я задергался, как таракан перед тапкой. Сон носил элементы реальности. Я открыл глаза и понял, что со мной действительно кто-то лежит. Рука зажала самое сокровенное, а ухо уже готово было оторваться…
– Проблемы с зажиганием, Михаил?..
Ох уж эта сила слова… Стремительным рывком я повернулся к «объекту», сжал его в неуклюжих медвежьих объятиях, нащупал носом горячее лицо.
– Ты кто?..
– Меня зовут Ульяна, прокурор…
Мог бы сам догадаться, плечики худые, впадины в ключицах – в каждое по яблоку поместится. Голова взорвалась, и вместе с болью кровь из всех артерий и вен устремилась к конкретному органу,
Потом я гладил ее в темноте, чувствуя, как онемение от левой пятки расползается по телу. Она дрожала, боялась от меня оторваться.
– Прости, прокурор, у тебя нет проблем с зажиганием… Полюбишь меня еще раз?
– Полюблю, – бормотал я. – Ты слишком торопишься жить, Ульяна. Все будет нормально – и жизнь без постоянных дерганий, и неторопливый секс…
– Не верю… – Она закрыла мой рот остывающими губами, чтобы не сморозил еще какую-нибудь глупость.
Очнулись на рассвете – от одиночного автоматного выстрела. Отличный будильник. Ничего страшного, впрочем, не случилось, просто подскочивший ни свет ни заря Балабанюк собрался пристрелить какого-то грязно-белого всклокоченного зверька со смышленой лисьей мордочкой, пробегающего по кромке скалы. Зверек от страха кувыркнулся вниз, пометался и юркнул в какую-то щель. Балабанюк досадливо крякнул. Виновато посмотрел на меня.
– Я чисто автоматически, Михаил Андреевич.
– Чисто по-свински, – проворчал я. – Охотник, блин, недоделанный. Кого это ты нам собрался приготовить?
– Мне кажется, это песец, Михаил Андреевич… – Боец завороженно таращился в щель, укрывшую зверька. – Они тут редко встречаются, да и мех у них летом довольно куцый…
– Так какого же черта, Балабанюк? – простонал я. – Тебе потребовалась шапка на зиму? В казарме не выдают?
– Песец подкрался незаметно, – печально резюмировала Мария и рухнула досыпать. До Ульяны, которая к рассвету оказалась почему-то на своем месте, неторопливо дошло, что тревога ложная. Она окинула меня очень занимательным взглядом и тоже свалилась.
– Не хочу я в казарму, – капризно заявил Балабанюк. – Наслужился уже.
– Статья 338-я… – пробормотал я, погружаясь в сладостное небытие. – Дезертирство, то есть самовольное оставление части в целях уклонения от прохождения воинской службы, наказывается лишением свободы до семи лет. Если военнослужащий совершает дезертирство впервые и оно явилось следствием стечения тяжелых обстоятельств, дезертира могут освободить от уголовной ответственности, но это не твой случай, бродяга…
Я успел еще подумать, что выстрел могут услышать враги, а это не совсем здорово (опять придется отсиживаться), после чего прекратил бодрствование.
Второе пробуждение уже не было насильственным. Балабанюк с угрюмой миной жарил насаженные на веточки остатки булки. Ульяна с интересом наблюдала за процессом моего пробуждения (я не стал бы противиться сделать это вместе). Проницательная Мария хмуро смотрела на Ульяну, вопросительно – на меня, вздохнула, потащилась к ручью – промывать глаза.
Мы съели хлеб, поспорили на тему, что женщинам оружие, может быть, и на пользу, но окружающим – точно во вред (мы против оголтелого феминизма); поставили себе задачу, помолились напоследок – и ориентировочно в одиннадцать утра потянулись из убежища. Первым Балабанюк с двумя автоматами, за ним – девицы, последним шествовал я, нагруженный несмазанным автоматом, тремя снаряженными магазинами и пустым рюкзаком. Мы пролезли в пещеру, соседствующую с журчащим ручейком, для чего пришлось присесть на корточки, а потом минут пятнадцать щемиться в узком коридоре. На финальном отрезке пришлось даже ползти. Мы выпали из скалы на берег живописного озера и от неожиданности оторопели. Местечко было идеальное. Вода пронзительно голубая, безупречно прозрачная, усеянная лилиями и кувшинками. Пышные ивы склонялись к воде, рассматривая свое отражение. Заросли осоки с горделиво торчащими соцветиями, бархатные початки камыша, стреловидные листочки. Стая «серых шеек», явно не избалованных человеческим вниманием, спокойно скользила по глади воды, как по зеркалу, и даже глазом не вела…
Мы обошли местечко и вскоре вклинились в величественный пихтовый бор, который впоследствии спустился в низину и перерос в чахлый осинник. Мы двигались со всеми мерами осторожности, отмечая по дороге любопытные вещи. Косуля навострила уши, оторвалась от деревца, с которого активно обрывала кору. Махнула через груду бурелома… Лисенок месяцев пяти от роду (их носят в начале весны), отбившийся от мамки, увлеченно разрывал покинутую мышиную норку. Жратвы, разумеется, не нашел, зато разворотил шмелиное гнездо и улепетывал, прижав уши, как нашкодивший щенок… Потом где-то впереди, в гуще чавкающего моха, раздался хлопок, похожий на взрыв слабенькой петарды, взлетела птица. Мы вскинули автоматы и боязливо подошли, наткнувшись на… лопнувшую жабу.