Разборки дезертиров
Шрифт:
– Подожди, – опешил я, – шестнадцать лет назад здесь творился тот же беспредел?
– Хуже, – гоготнул Моргун. – Нынче какой ни есть, а порядок. Злющий, паскудный, несправедливый, а порядок. А тогда… Сам не понимаю, как выжил. Те царьки, что поднялись сейчас да в долинах особнячищи отгрохали, бились за рабов да за землю смертным боем. Благомора, что согнал их до кучи и повелел работать, а не воевать, тогда еще не придумали. Ты думаешь, я сразу сюда пришел на пасеку? Хрена там. Батрачил у Раздаша – пахана местного, нормально он ко мне относился, почти не бил, а потом возьми да помри его личный «медонос». А без меда Раздаш не человек, любил он его шибко. А
– Так и кукуешь четырнадцать лет, – заключил я. – Весь в трудах скорбных. Как говорил Вольтер, работа избавляет от трех недостатков: скуки, лени и нужды.
– Работы хватает, – пожал плечами Моргун. – Не знаю я твоих Вольтеров. Давно уж боты двинул Раздаш, Хасьян заместо него, а я все ведаю пчелиным царством, кормлю богов с местного Олимпа, приезжают, сволочи, чуть не кажный день за медом – когда и припугнут: постреляют поверх крыши, похохочут, а когда и с миром забредают – самогонки отольют, пожрать чего-нибудь деликатесного, Пискуну вон костей накидают…
– Ясна твоя биографическая картина, Моргун, – улыбнулся я. – Послушай, ты мужик как будто продуманный, порожних дел не любишь. Не подскажешь, как убраться из этой недоделанной страны? Мы на север движемся, к болотам. Говорят, имеются законсервированные тропы. Но подохнем же без чуткого руководства и инструкций, согласись?
– Обязательно подохнете, – кивнул Моргун. – Да вы и раньше подохнете, мил человек, незачем стремиться к северу, чтобы в болоте сгинуть. Стоит лишь попасться на глаза тутошним «легионерам»… – Моргун задумчиво уставился на тень, отбрасываемую его нескладным низкорослым тельцем.
Что-то недоброе заворочалось у меня в голове.
– Говоришь, приезжают к тебе, Моргун? Продукция нарасхват?.. А когда приехать-то должны? День уж за полдень миновал…
– Должны, – растерянно глянул на меня пасечник. – Кажись, уже и едут… Не слышишь, мил человек?
А как не слышать? Звук ревущего мотора разорвал спокойствие леса. Чаща, что глушила звуки, распахнулась, еще немного – и машина скатится с пригорка, наглядно демонстрируя, где раки зимуют…
Ноги приросли к земле. Корни пустили, не отодрать. Секунда за секундой: со скоростью пулемета… Звук нарастал, перекрывая все прочие звуки – словно туча, формируясь в огромное грозовое несчастье, закрывает небо, унося свет и настроение…
– Мамочка моя… – прошептала Ульяна, – Что же это делается-то…
Я выбрался из оцепенения, не поздно ли? Перехватил заполошный взгляд Балабанюка – парень лихорадочно сбрасывал автомат, путаясь в ремне. Все не слава богу.
– Бегите, черти… – Бородища у Моргуна восстала дыбом – без преувеличений, словно ветром подбросило. – Да не в лес бегите, в дом. Не успеете в лес… Пискун – пшел отсюда! Заройся! И чтоб духу твоего не было!!!
Зачем прогонять пса? Я не сразу понял. Толкнул девиц с необъяснимой злостью – обе впали в состояние, близкое к вечному покою, рановато, пожалуй. Мы метнулись в дом – мимо пары недоделанных ульев, ямы, забитой сохлой травой, рукомойника под навесом. Я прыгнул последним в полутемные сенки, хлопнув рассохшейся дверью – она ударилась в косяк и потащилась обратно, образовав бескрайнюю щель. Кто-то налетел на ведро с углем, вывалился в горницу – содержимое ведра рассыпалось по порогу. Я сам кого-то пнул: нечего толпиться в узких сенках. Пискнула обиженная женщина.
– В
Завертелся на свободном пятачке – какое, боже, неудобство… Колченогий комод, заставленный горшками, ведра, цельнокатаная железяка с углублением для шаровой опоры (а это здесь откуда?!), примитивный станочек для сгибания санных полозьев, перевернутый вверх ногами веник – к благосостоянию и гармонии в доме! Суеверный парень наш Моргун. Я отгреб ногой разбросанный уголь, вжался в косяк. В горнице протяжно заскрипело: кто-то из девиц со страху закопался в кровать, кончик которой рисовался в проеме. Рядовая солдатская кровать со ржавой дугой. Коврик, печка, кухонная утварь на столе вперемешку с пчелиными сотами…
Балабанюк, влетевший в горницу, тут же помчался обратно. Задышал в затылок:
– Михаил Андреевич, не волнуйтесь, мы же с вами специалисты по мочилову, отобьемся…
– Цыц, пацан… Отобьется он, романтик, блин, херов… Посмотри, боец, с кем воевать собрался, а потом храбрись…
Здоровенный джип с продавленным крылом спрыгнул с косогора, вздымая тучу пыли. Протяжный скрежет – затормозил под носом впавшего в прострацию Моргуна. Пасечник отступил, всплеснул руками. Посыпалась братва, увешанная оружием! Человек семь, и как они туда влезли? Столь милитаристски настроенных ребят мы в Каратае еще не видели – рожи наглые, решительные, прочные комбинезоны, утянутые портупеями. Пулеметные ленты через плечо, пояса увешаны гранатами, рациями, у каждого автомат с подствольником. У одного ружье-снайперка. Начнешь стрелять по таким – вмиг спалят хату вместе с содержимым… Но особой враждебности пришельцы, похоже, не проявляли, добродушно были настроены. Любезность и приветливость прямо-таки сочились.
– Моргун, хрен тюлений тебе в глотку! – завопил здоровенный бугай с челом неандертальца, проводя фальшивый приемчик под носом пасечника. – Чего застыл, глаза таращишь?! Своих не узнаешь, бестия старая? Испугали тебя, гы-гы?..
Хлопнул по плечу – тот качнулся. Сплюнул под ноги.
– Как снег на голову, Сазан… Ладно, мужики, приехали так приехали… Вы чего увешанные-то такие? На охоту собрались?
– На охоту! – загоготал гориллообразный Сазан. – Угадал, Моргун! Выходной у нас сегодня, понимаешь? Развлекаться будем, куражиться… Мед давай, да некогда нам – дела у нас тут недалеко… Да, чуть не забыл, ты никого из посторонних не видел?
– Да нет, – пожал плечами Моргун, – как будто никого… Маугли, правда, какие-то забредали, но я их припугнул…
– Точно Маугли? – насторожился коренастый тип с физиономией и прической индейца.
– Да точно Маугли, кто ж еще? – отмахнулся Моргун. – Заросшие, ну прям как ты, Арцыбаш. Ломанулись в кусты – засадил я им поверх голов. Медком полакомиться хотели, медвежата, блин…
Компания загоготала вразнобой. Двое влезли на капот, подставив солнцу задубелые морды. Остальные расползлись. Субъект с опухшей физиономией отцепил с крючка рукомойник, окатил похмельную голову. Двое вперлись в кусты, расставив ноги, закопались в ширинки…
– Когда же это паскудство кончится… – пролепетала из глубин избушки Маша. – Портит мне всю энергетику… Слушай, прокурор, а у нашего медоноса тут, кажется, пельмени в горшке… – Звякнула крышка. – Бе-е, холодные…
– Потому что сибирские, – хмыкнул я. – Сидите тихо, чего вы там шарашитесь, неугомонные?
– Ой, мамочка родная… – подала голосок Ульяна. – Помогите… Тут в кровати кто-то лежит…
Час от часу не легче. Кто, скажите на милость, может лежать в кровати у одинокого отшельника?