Разборки в тестовом режиме
Шрифт:
Это было неожиданностью. Шаров слышал, что Володька толкнул бизнес и исчез. После этого он вздохнул спокойно и решил навсегда забыть тот давний эпизод. И вот он всплыл опять. Посчитав, что полковник гонит пургу, сощурился.
– Да он сейчас лежит на песочке где-то на острове Фиджи и пьет ром из кокосового ореха. Ты мне тут не труби!
Полковник оскалился в подобие улыбки.
– А вот и нет. Он где-то здесь, в Москве, пьет родимую пшеничную, и за ним менты гоняются. Показать ориентировочку на него? Он тут уже попортил шкуру некоторым гражданам и на этом не остановится. Полагают,
Шаров знал Володьку лучше, чем кто-либо другой. Сколько лет дела вместе делали! Если тот взялся за кого-то, его уже не остановить. По спине прошел озноб.
– Ну, что? Будем продолжать хамить или поговорим по существу, Валерий Петрович?
Полковник торжествовал. И добавил:
– А ко мне следует обращаться: Алексей Акимович. Не забудете, пожалуйста!
Но Шаров уже пришел в себя.
– Так ведь и я могу шепнуть Володьке, кто проводочки подсоединял.
Он тоже решил попугать, чтобы полковник знал, с кем имеет дело.
– Можете. Давайте устроим гонку: кто первый. Только у меня больше шансов. У вас с ним контактов нет. А мы – организация. Да еще и тесно взаимодействующая с ГУВД. Будем бодаться или как?
Шаров молчал и обдумывал ситуацию. Совсем все нехорошо складывалось.
Он решил сменить тему.
– А что, Алексей Акимович, твои-то вокруг меня кругами ходят?
– А мы, Валерий Петрович, проводим оперативные мероприятия. Не угрожает ли какая-нибудь опасность. Вы же, как сами изволили выразиться, – народный избранник. Правда, друзья у вас в бандитах ходят.
– Не угрожает. Ничего мне не угрожает. Что-то еще?
– Не скрою, что имеются некоторые сигналы. Но, как сами понимаете, больше ничего сообщить не могу. Не положено.
– Да пошел ты со своим «не положено». Давай! Выкладывай!
– Смените тон, Валерий Петрович! Себе же делаете хуже. Ничего вовсе не узнаете.
«Падла! Денег хочет. Где же их взять? Этот хапает – не стесняется».
– Так ведь я только с тебя начал. Думал, что поговорим по-человечески. Смотрю – не получается. Но могу сходить и повыше.
– А вы сходите, Валерий Петрович! Сходите! Послушайте, что вам там скажут!
«Уже, наверное, пронюхал, что я пытался».
Шаров, видя, что говорить больше не о чем, стал подниматься. Понятно, чего хотел полковник, а отдавать ему последние, которые еще остались, он не собирался.
«Черт с ними! Пусть ходят. Что они могут найти?»
А Баринов продолжал сидеть на месте.
– И еще. Тот парнишка, которого я прислал, все еще у нас служит. Уже не парнишка, конечно. Столько лет прошло! Может сболтнуть чего, если прижмут, или сам настучать. Люди корыстны! Я бы мог его в командировочку отправить месяца на два-три, пока пыль не уляжется.
И замолк, выжидая.
– Ну, и отправь его на хер. Пусть посидит.
– Так ведь командировочные потребуются. Наша контора-то мало платит. Подумайте на досуге!
«Вот сука! Опять разводит!»
Шаров промолчал. Пусть считает, что он повелся. А там будет видно.
«Их бы обоих отправить в дальнюю командировку. Туда, откуда не возвращаются».
Но и сам понял абсурдность подобной идеи. Он уже стоял на ногах. Полковник
– Там еще кое-что имеется. Но об этом в следующий раз. Оперативные мероприятия еще не завершены.
И добавил:
– Поберегите себя! До свидания, Валерий Петрович!
Шаров вышел из здания и прежде, чем сесть в машину, огляделся. Полковник засадил ему занозу, от которой ему теперь не избавиться. Володька – это опасно.
«Ну их всех! Поеду-ка в Вешняки. Моя, наконец, свалила. Хоть оттянусь по-человечески».
Кафе «Старбакс»
Бродвей, Нью-Йорк
Восторги первого дня прошли. На второй день был запланирован музей Гугенхайм, и после него подруги отогревались с вкусным кофе в руках и с видом на спешащую под дождем толпу снаружи. Обсуждали, куда двинуться дальше. Решили, что на сегодняшний день музеев достаточно, а в связи с непогодой здание Эмпайер Стейт откладывается до следующего дня. А Анечка сидела с «Нинтендо Ди Эс» в руках и не обращала ни на кого внимания.
В первый день дома Вероника поняла, что обстановка стала меняться к лучшему. Девочке стало легче говорить на английском, чем на русском, что бесило Елену Архиповну, которая не выучила ни единого слова. Между ними шла борьба, кто кого, по поводу поездок в церковь по воскресеньям, и Вероника строгим голосом приказала Елене Архиповне не тащить девочку рано утром через весь город, если она не хочет. Та в очередной раз поджала губки, но промолчала.
Вообще, Аня заметно ожила, и ей даже стало нравиться ходить в школу. Язык там больше не был проблемой. А кроме того, там были ее друзья, такие же, как и она, дети новых иммигрантов, родители которых привезли в Америку со всего света не только своих детей, но и деньги, чтобы оплачивать для них частную школу.
И, как показалось Веронике, девочка стала уставать от постоянной опеки Елены Архиповны. И в этом помог компьютер. Няня, в силу своей ограниченности, не понимала, почему девочка просиживает возле него столько времени. Надо идти гулять на свежий воздух в парк! А ее не оторвать от экрана. Вероника решила не вмешиваться, понимая, что для Ани компьютерные игры будут иметь приоритет над всем остальным. Она это знала по себе. А раз так, то любые попытки Елены Архиповны воспрепятствовать этому будут встречаться Аней как вторжение в ее внутренний мир и, соответственно, получать отпор. Вероника осознавала, что время работает на нее, и стала наблюдать за происходящим со стороны.
На второй день Вероника взяла Аню с собой, несмотря на глухой протест няни.
Первой реакцией подруг, когда они увидели девочку, было:
– Ой! Она совсем на тебя не похожа.
– Похожа на папу, – соврала она.
Это было совсем не так. Аня была абсолютной копией своей настоящей матери Алены.
Вероника не стала распространяться, где отец и кто он, и подруги переключились на другую тему, за что она была им только благодарна. Не пришлось больше врать. Она ни при каких условиях не могла сказать, кто отец. В противном случае Юлька никогда не успокоится, пока не вытянет из нее всю историю.