Разборки в Японском море

Серегин Михаил Георгиевич

Он бросил на Листа пристальный взгляд.

– Отчасти, – осклабился Лист.

В этот момент на палубу поднялись Дудник и Череватенко.

– Пока он с нами, – пояснил Лист, – а там… Да что загадывать! – воскликнул он, стараясь выглядеть этаким беззаботным лихачом. – У Михея на него какой-то компромат. Какой – Василич не говорит. Если б этого компромата не было, париться бы сейчас Михею на нарах.

– Если, конечно, Михей не отстегнул бы этому менту, – скептически улыбнулся Рок.

– Кроме выгоды, мента иногда заботит самолюбие, – возразил Лист. –

Нет, Василич – мужик правильный.

– Правильнее нас? – поддел Листа Рок.

– Лучше других ментов, – добродушно пожав плечами, пояснил Лист, – если они бывают лучше или хуже…

– Спускайтесь в лодку, – сказал Рок своим.

Дудник и боцман сошли по трапу и заняли свои места в лодке.

– Ты понимаешь, что вступаешь в борьбу не на жизнь, а на смерть? – Рок пронизал Листа острым взглядом.

– Конечно, – с серьезным видом ответил тот, – что делать, такая жизнь.

– Ну, бывай, – Рок шлепнул ладонью о раскрытую ладонь Феклистова. – До завтра.

Шагнув в лодку, он приказал отчаливать.

Глава 19

Лежа в объятиях Агды, устав от плеток и жестоких игр, Луганов дал волю слезам. Он не рыдал, не стонал, не вскрикивал – его плач был тихим и сладким, как в детстве. Агды лениво потягивала шампанское, от которого у Игоря пошла голова кругом. Кроме шампанского, его опьянял исходящий от Агды запах – она, как всегда, натерлась тюленьим жиром. Сейчас в этом кисловато-затхлом запахе Луганову-младшему чудилось что-то глубинное, прелое, запутанно-нерасчленное, точно он заново погружался в материнское чрево. Агды старательно укрыла его пледом, и это так растрогало Игоря, что он заплакал. Но едва он пообвыкся в этой упоительной атмосфере материнской заботы и ласки, как его лицо приняло одновременно страдальческое и злобное выражение.

– Обрыдло все, мочи нет, – жаловался он молчаливо внимавшей ему Агды, – мало того, что у меня этот бизнес в печенках сидит, так он еще хочет лишить меня единственного удовольствия!

Игорь говорил о своем отце, запретившем ему бывать в борделе.

– О репутации заботится! А где он был, когда погибла моя мать! – вскричал он.

Его рука непроизвольно метнулась вверх, но Агды, поймав ее, невозмутимо уложила на шкуру.

– Сам-то с бабами спит, – злобно воскликнул Игорь, – а меня за щенка безмозглого держит!

Он мстительно сжал зубы.

– Он же тебе отец, – мягко улыбнулась Агды и подавила зевок.

– Это у вас, может быть, в чумах первобытная гармония царит, а у нас все не так… – с оттенком пренебрежения сказал Игорь, словно Агды жила не в том времени и не в тех условиях, что и он.

– Никакой гармонии, – вздохнула Агды, – тюлень нет, олень нет, рыбы мало.

– Да дело не в тюленях и оленях, – раздраженно взвизгнул Игорь, – я об отношениях говорю. Ты пойми, что только здесь, с тобой мне бывает хорошо. Поняла?

Агды приподнялась на локте и, поглядев на своего клиента сердобольно-жалостливым взглядом, в котором тем не менее сквозило непонимание и даже неодобрение, кивнула.

– А то подсунул

мне психоаналитика! – продолжал изливать душу Игорь. – Сам-то в них ни черта не верит, а надо мной, значит, решил поиздеваться! Его послушать, так нормальный человек только водкой и баней лечится.

– Так он же не пьет, – простодушно заметила уныло мотающая головой Агды.

– Не пьет! – натянуто рассмеялся Игорь. – Еще как пьет! Вернее, пил бы, если б не эта проклятая репутация. А с бабами – горазд, с Кондратичем на пару. Видела б ты, что они на Опаловом мысе вытворяют. Этот бордель – бледная копия!

– На Опаловом мысе у твоего отца дача?

– У Кондратича, – резко сказал, точно отмахнулся от необходимости говорить все время об одном и том же, Луганов-младший.

– Красиво там, – с мечтательной грустью отозвалась Агды.

– Ага, – саркастично усмехнулся Игорь, – думаешь, им красота нужна? Им бы баб побольше и жратвы послаще. Он и меня хочет с собой взять в следующий уик-энд. Чтоб я под присмотром развлекался.

– Значит, ты в субботу не придешь? – безо всякого интереса осведомилась Агды.

За дверью послышался шум и сдавленные крики возмущения. Не успели Агды с Игорем что-то понять, как двери распахнулись, словно от удара ноги, и в каюту с каменными масками вместо лиц вошли трое одинаково одетых мужчин. На всех были темно-серые костюмы, белые рубашки и темные галстуки. Игорь узнал их.

Ничего не говоря, двое из них решительным шагом приблизились к шкуре, на которой лежали Агды и Игорь, а третий, сняв пиджак Луганова с оленьих рогов, механической походкой подошел к тумбочке, на которой лежал глянцевый порножурнал. На обложке белела горка кокаина. Возле тумбочки, на полу, стояли две пустые бутылки из-под шампанского, рядом валялся опрокинутый фужер. Мужчина, небрежно держа пиджак одной рукой, другой соскреб с журнала несколько кристалликов порошка и положил в рот. Пожевал. На его лице мелькнула хитрая довольная усмешка.

– Что это значит? – гневно воскликнул Луганов.

Но вошедшие субъекты не желали давать ему отчет в своих действиях. Они довольно грубо подняли его, схватив за руки, со шкуры. Плед слетел, обнажив его нагое тело.

– Не имеете права! – закричал Луганов. – Дайте одеться, я вам…

Игорь брыкался, но безрезультатно. Хватка у молодцов была железная. Агды села на шкуре, натянув плед до подбородка. На ее обычно непроницаемо-спокойном лице застыло испуганное выражение. Она с тревогой смотрела на старшего, того, что жевал кокаин и ухмылялся.

– Кто это? – боязливо проговорила она, бросив косой взгляд на своего незадачливого клиента.

– Ничего не бойся, – с запальчивой гордостью произнес Игорь, – я сейчас разберусь.

– Надень на него трусы и брюки, – приказал старший. – Давай шевелись, – метнул он в Агды уничтожающий в своей насмешливости взгляд, – че застыла?

Агды едва пошевелилась.

– Пустите меня, кретины, я так это не оставлю! – истерически визжал Луганов-младший.

– Шевелись, корова! – прикрикнул на растерявшуюся Агды старший.