Разбойничья дорога

Дункан Дэйв

– Так ты клянешься, что ты смертный?

– Чтоб Морфит отверг мою душу, если вру! – Конечно, не самая убедительная клятва: будь я бессмертен, Морфит не имел бы надо мной никакой власти.

Похоже, Ториан не заметил противоречия; он протянул руку словно для пожатия. Я принял ее. Он сжал мне кисть. Наверное, такой хваткой он мог крошить кирпичи. По лицу у меня струился пот, и я закусил губу, пытаясь удержаться от крика боли. В конце концов я негромко взвыл. Только тогда он отпустил меня.

– Ты, чертов свинский высерок! – прохрипел я, растирая

руку. – Если б я мог разить молниями, я бы тебе потроха выжег за это! – Я облизал кровь с руки и вытер слезы.

– Если б я не верил, что ты обладаешь сверхчеловеческими силами, – буркнул он, – я бы разорвал тебя в клочья. Что тебе от меня нужно?

– Дружбу. Не больше, но и не меньше.

Его угольно-черные глаза блестели в свете факела, но оставались холодными, как могила.

– Я не разбрасываюсь своей дружбой просто так. Это обязывает жизнью. – Разумеется, он имел в виду воинскую дружбу. Да, воинская дружба – это не то, что возможно предложить простому меняле историй.

– Тогда давай просто договоримся довольствоваться обществом друг друга и вести себя честно.

– Мне не нужно клясться, чтобы вести себя честно, Меняла. Ладно, ты человек забавный, к тому же, похоже, без подвоха. Значит, дружба на таких условиях. Теперь скажи-ка: почему приливов и истории? И почему бог истории – почти мальчишка?

– У истории свои приливы и отливы, сдается мне. – Я покосился на статую и ухмыльнулся. – А все-таки ведь не совсем мальчик? Да и грудь у него в волосах. Если б у меня были дочери, я бы старался не подпускать его к ним. Мне кажется, как История Рош изображается старше. А как Память он совсем юн.

– Почему? По-моему, это неверно.

– Спроси у жриц. Возможно, потому, что воспоминания юности самые счастливые. И потом, насколько я помню легенду… в воплощении бога приливов Рош взрослеет, как смертный, до тех пор, пока не становится глубоким стариком. А потом снова молодеет, и так до бесконечности.

Великан нахмурился:

– Учитывая обстоятельства, вся эта философия меня мало утешает.

– Не ломай ты над этим голову, Ториан, – посоветовал я. – Как известно, боги никогда не позируют для своих изваянии – это делают за них смертные. Какой-нибудь король или богатый купец, задолжавший храму десятину, предпочел заплатить своему племяннику-скульптору. Или возжелал увековечить свою жену, или подружку, или сына. Ну, например, тетя Страшила в качестве богини Саранчи… Так при чем здесь сходство? Я никогда не позировал скульпторам: не настолько я горжусь своей внешностью. Какой-нибудь давным-давно забытый горожанин столетие назад в годы юности носил мои черты. Боги использовали их еще раз, когда творили меня, вот и все.

– Может, и так. – Судя по голосу, его не слишком удовлетворило мое объяснение.

– Это может даже пригодиться, если мне потребуется соврать что-то по большому счету, – усмехнулся я. – Знаешь, со мной, бывало, происходили забавнейшие вещи. Много лет назад я прожил некоторое время в Аху Савиш. Совершенно случайно обнаружилось, что я как две капли воды

похож на младшего выборного мужа царицы, и…

– Как-нибудь в другой раз, пожалуйста. Скажи лучше, что нам делать сейчас?

– Думаю, что пойду в храм и найду там женщину.

Ториан уставился на меня так, словно хотел определить на глаз мою умственную полноценность.

– Ты слишком многого требуешь от моей дружбы! Конечно, девушка очень хороша, и ее подло обманули. Я не считаю себя трусливее любого другого, но тебе придется доказать мне, что то, что мы можем сделать для нее, стоит риска, ибо, если жрецы изловят нас, от нас уже не будет пользы ни для нее, ни для любой другой женщины.

На этот вопрос мне нечего было ответить, но, к счастью, боги избавили меня от необходимости отвечать. В проходе за статуей послышались шаги.

– Кто-то идет!

Мы с Торианом не сговариваясь повернулись к Рошу и распластались ничком. Нельзя сказать, чтобы я слишком боялся, ибо все, что кто-то мог увидеть, поглядев на нас, были две обнаженные спины. Единственное, что мне грозило, – возможность уснуть. Коленопреклоненная поза оказалась слишком удобной, особенно после столь долгого и полного событиями дня.

Шаги и голоса приблизились и миновали нас, удаляясь по направлению к храму. Кроме сопрано евнуха, были и еще два голоса – хриплый баритон и утробный бас.

Последний показался мне знакомым.

Я покосился на своего спутника. Увидев сверкающий белок глаза и белозубый оскал, я предостерегающе нахмурился.

– Еще не время, – прошептал я.

Стоило им отойти чуть подальше, как мы на четвереньках заползли за колонну и выглянули оттуда. От нас удалялись трое. Перед ними шел прислужник с факелом, и все, что мы видели, – три темных силуэта.

Тот, что шел справа, был военным, и его я не знал.

Толстый коротышка, семенивший посередине, был жрецом, но в пурпурной хламиде. Не Нагьяк. Впрочем, пурпур тоже означал, наверное, кого-то важного.

Здоровяк слева шагал в коричневой повязке, обнажавшей одну ляжку, что означало невысокий статус. Его шапка возвышалась чуть не на два локтя над сиявшим лысиной затылком жреца; спина его не уступала шириной и мускулатурой спине Ториана. Я и раньше обращал внимание, насколько похожи они телосложением.

И что, интересно, делает этот увалень, капрал Фотий, во всей этой истории, да к тому же в штатском? Я снова повернул голову и подмигнул Ториану.

– Ну что, за ними?

Он молча кивнул.

Стражники не заподозрили нас ни в чем, когда мы поднялись на ноги и зашагали в направлении огромных ног Балора. Бесстрашные – или стараясь казаться бесстрашными, – поспешили мы за этой троицей. Они шли чуть правее, следуя изгибу стены – их факел мелькал меж колонн. Они могли направляться только в храм.

Я все думал об Аху Савиш.

– Может, лучше нам погасить огонь? – предложил Ториан чуть погодя.

Собственно, факел и сам вот-вот готов был угаснуть без посторонней помощи.