Разбойничья злая луна
Шрифт:
Ещё один голорылый идол возвышался у крохотного фонтанчика, тоже неподвижный, но по несколько иной причине. Государь единой Харвы, непостижимый и бессмертный Улькар, был изваян из мрамора в обычной своей позиции: гордо вздёрнутая и чуть отвёрнутая в сторону голова, в руках — пучок молний и свиток указов. И тоже весь срам наружу. Вот и поклоняйся такому…
А досточтимый Ар-Маура всё смотрел и смотрел на обвиняемого. Не то брезгливо, не то с ненавистью. Наконец вздохнул и покосился на истца, с самым преданным видом подавшегося к судейскому креслу.
— Говори… — прозвучал
Истец зябко повёл плечами и начал торопливо и сбивчиво:
— Досточтимому Ар-Мауре… да оценит государь его добродетели… известно… — Тут владелец кофейни кое-как совладал с собой и продолжал дрожащим от обиды голосом: — Заведение у меня, любой скажет, приличное… для достойных людей… Пришёл — значит пей, в кости играй, беседуй… А чтобы песенки петь — это вон на улицу ступай… Домой вон иди и пой…
Тут судья как бы поменял глаза: широко раскрытое око презрительно прищурилось, а прищуренное — хищно раскрылось. Истца это поразило настолько, что он осёкся на полуслове.
— Пел… песенки… — неспешно и хрипловато проговорил досточтимый Ар-Маура. Лицо его как-то странно передёрнулось под повязкой, и он снова въелся яростным своим оком в обвиняемого. — И о чём же?
Вопрос застал владельца кофейни врасплох.
— Э-э… — Он беспомощно оглянулся на двух свидетелей и облизнул губы. — Ну… просто песенки… Так, чепуха какая-то… И не складно даже…
Насторожившийся было судья расслабился, причём вид у него, следует заметить, стал несколько разочарованный.
— Дальше, — сердито буркнул он.
— Я подошёл, говорю: иди вон, говорю, на улицу пой, а у меня заведение приличное… А он поймал муху…
Досточтимый Ар-Маура досадливо поморщился и чуть мотнул головой. Владелец кофейни запнулся.
— Дальше! — проскрежетал судья.
— П-поймал муху и начал кричать, что у неё шесть лапок, а не четыре, что я нарочно развожу незаконных мух… А потом стал обрывать ей лишние лапки… И ещё сказал, что я враг государю, потому что развёл незаконных мух и…
Видимая часть лица досточтимого Ар-Мауры выказала крайнее раздражение, но в то же время и некоторую растерянность. Судья крякнул, оглянулся и щёлкнул пальцами. Во дворик по оперённой лесенке торопливо сбежал молоденький тщедушный секретарь (тоже из голорылых) и замер в полупоклоне.
— Ну-ка, взгляни пойди, — недовольно покряхтев, проговорил судья. — Буква «кор», раздел, по-моему, девятый. О летающих и пернатых.
— Что именно? — почтительно осведомился секретарь.
— Или, может, наизусть вспомнишь?.. Сколько там лапок должно быть у мухи?
Секретарь возвёл глаза к обильно увлажнённой листве. Крупная капля сорвалась и разбилась о его бледный высокий лоб. Бесстыдно оголённое лицо юноши озарилось радостью, и, прикрыв веки, он процитировал нараспев.
— Летающим же насекомым надлежит иметь два прозрачных крыла для полёта и четыре лапки для хождения…
— Так… — несколько озадаченно сказал судья. — Ладно… Иди…
Довольный собой секретарь, не касаясь ажурных перилец, взлетел по лесенке на второй этаж, где у него хранились копии указов.
На минуту судья
— Отрадно видеть, — неспешно заговорил наконец Ар-Маура, и голос его с каждым словом наливался желчью, — ту ревность, с которой подданные государя следят за точным исполнением его указов. Даже количество лапок у мухи не избегнет их острого взора. Будь вы четверо чуть поумнее, я бы заподозрил вас в издевательстве над законом. Однако, поскольку указа против глупости пока ещё не издано, считайте, что вы легко отделались. Присуждаю: издержки разложить на истца и свидетелей, дабы впредь не беспокоили судью попусту. Что же касается тебя, красавец… — Ар-Маура развернулся всем своим грузным телом к обвиняемому. — Что-то слишком часто мы стали с тобой встречаться. Полторы луны назад тебя, помнится, уже приводили сюда за какие-то проказы. Поэтому сегодняшнюю ночь ты проведёшь в яме, а завтра чтобы ноги твоей здесь не было! — Он помедлил, как бы сожалея о мягкости приговора, потом кивнул стражам: — Этих троих — к казначею, а этого умника запереть пока здесь, в доме. Я ещё с ним сегодня побеседую…
Истец и свидетели облегчённо вздохнули. Можно сказать, повезло… Что же касается обвиняемого, то он, кажется, так не считал. Вид у него, во всяком случае, был озадаченный и даже слегка обиженный.
Три остальных приговора тоже пришлось смягчить. Пусть думают, что грозный Ар-Маура просто пребывал сегодня в хорошем настроении. В конце концов, он тоже человек…
Присудив напоследок пойманному на краже бродяге всего-навсего толкнуть брус казённой каторги до Зибры и обратно, Ар-Маура тяжело поднялся с высокого резного стула и, прихрамывая, удалился в дом. Приятно удивил секретаря и слуг, отпустив их до вечера по своим делам. Усмехнувшись, подумал, что день этот войдёт в легенду. День, когда Ар-Маура был добрым…
Оставшись на мужской половине один, судья собственноручно расстелил два коврика, бросил на пол подушки, поставил на серебряный поднос кувшин в мокрой фуфаечке и плоские чашки. Затем снял с пояса ключи и открыл узкую дверь в стене. Заключённый (он сидел в углу, подобрав под себя ноги) поднял голову и хмуро всмотрелся в огромную, заслонившую проём фигуру.
— Ну? — укоризненно молвил досточтимый Ар-Маура. — И долго мне ещё тебя выручать прикажешь?
Заключённый фыркнул.
— Ты называешь это — выручать? — сварливо спросил он. — Спасибо, выручил! Укатал в яму ни за что…
— Ничего, — проворчал Ар-Маура. — Переночуешь — впредь умнее будешь. Вставай, пошли. М-му-хоборец…
Узник поднялся, оказавшись вдруг почти одного роста с огромным судьёй. Наблюдай за ними кто-нибудь со стороны, он был бы поражён, насколько эти двое похожи друг на друга. Такое впечатление, что разница между ними заключалась лишь в возрасте, дородности и хромоте.
— Надеюсь, досточтимый Ар-Шарлахи не откажется разделить со мной скромную трапезу и неторопливую беседу? — довольно ядовито осведомился судья.