Разбойничья злая луна

Лукин Евгений

Вынув несколько расшатанных кирпичей, он довёл пролом до нужных размеров и пролез на ту сторону.

Киношники работали на обширном пустыре, зелёном и ухоженном, как футбольное поле. Везде было понатыкано разной зарубежной техники, а в центре, как бы для контраста, громоздилась мрачная замшелая изба, возле которой отсвечивала медью огромная старинная пушка художественного литья. Видимо, снимали что-то историческое. Между двумя арбузными горами ядер, нервно оглаживая раскидистые усы, вышагивал длинный иностранный киноактёр.

Мосин не интересовался историей.

Но даже ему стало ясно: что-то они здесь напутали.

Во-первых, на иностранце был фрак. На антрацитовых плечах горели алые эполеты с золотой бахромой. Под правый эполет был пропущен ремень вполне современной офицерской портупеи, на которой непринуждённо болтался обыкновенный плотницкий топор. Чёрные облегающие брюки были вправлены в яловые сапоги гармошкой. Когда же киноактёр снял кивер и солнце приветливо заиграло на его смуглом бритом черепе, Мосин окончательно разинул рот и начал подбираться поближе. «Комедию снимают», – догадался он.

Его хлопнули по плечу. Мосин вздрогнул и обнаружил, что стоит рядом с давешним статистом в розовой кружевной рубашонке.

– Денис Давыдов! – восхищённо поделился парень, кивнув в сторону актёра. – А?!

Сказано это было без акцента, и Мосин заморгал. Неужели переводчик? Он в смятении покосился на рубашонку и заметил в пальцах у собеседника тонкую длинную сигарету с чёрным фильтром. Это уже был повод для знакомства, и Мосин выхватил зажигалку. Со второго щелчка она высунула неопрятный коптящий язычок. Парень вытаращил глаза.

– О-о-о, – потрясённо сказал он, робко потянулся к зажигалке, но тут же, отдёрнув руку, по-детски трогательно прикусил кончики пальцев.

Мосин смутился и погасил огонёк. Киношник вёл себя несолидно. Ему, видно, очень хотелось потрогать зажигалку. Может, издевается?

– На, посмотри, – неуверенно предложил Мосин.

Киношник бережно принял вещицу, положил большой палец на никелированную педальку и умоляюще взглянул на владельца.

– Йес… то есть си, – великодушно разрешил тот.

Иностранец нажал и радостно засмеялся.

«Пора знакомиться», – решил Мосин.

– Сергей, – представился он, протягивая руку.

Иностранец расстроился и, чуть не плача, отдал зажигалку.

– Ноу! Ноу!.. – испугался Мосин. – Это я Сергей. – Он стукнул себя в грудь костяшками пальцев. – Сергей.

До иностранца наконец дошло.

– Тоха, – печально назвался он, глядя на зажигалку.

Что он в ней нашёл? Дешёвая, даже не газовая, в магазине таких полно.

– Итыз прэзэнт, – отчаянно скребя в затылке, сказал Мосин. – Ну не фо сэйл, а так…

Когда ему удалось втолковать, что зажигалку он дарит, киношник остолбенел. Потом начал хлопать себя по груди, где у него располагались карманы. Отдариться было нечем, и лицо его выразило отчаяние.

– Да брось, – неискренне сказал Мосин. – Не надо… Давай лучше закурим.

Иностранец не понял. Сергей повторил предложение на международном языке жестов. Иностранец опять не понял. Тогда Сергей просто ткнул пальцем в сигарету. Парень очень удивился и отдал её Мосину.

Тот сразу

же уяснил ошибку: это была не сигарета. Цилиндрическая палочка, на две трети – белая, на треть – чёрная. На ощупь вроде бы пластмассовая, а на вес вроде бы металл. Но возвращать её уже было поздно.

– Сэнькью, – поблагодарил Мосин. – Грацио.

Иностранец в восторге пощёлкал зажигалкой и куда-то вприпрыжку побежал. Потом вспомнил про Сергея и приглашающе махнул ему рукой. Несерьёзный какой-то иностранец. Тоха… Видимо, Антонио.

И Мосин последовал за ним, вполне довольный ходом событий. С сигаретообразной палочкой, конечно, вышла накладка, зато удалось завязать знакомство.

2

В коммерческие контакты с иностранцами Мосину вступать ещё не приходилось. Его сфера – знакомые и знакомые знакомых. Есть бёдра, и есть фирменные джинсы, которые на эти бёдра не лезут. «Хорошо, – соглашается Мосин, – я знаю такие бёдра. Сколько просить?» К примеру, столько-то. «Хорошо», – говорит Мосин и просит на червонец дороже. И все довольны. А вот иностранцы…

Тоха привёл его к туго натянутому тенту, под которым расположились два парня и молодая… актриса, наверное. Для технического работника девушка выглядела слишком эффектно.

– Сергей, – представил его Тоха.

Девушка и один из парней с интересом посмотрели на гостя. Третий из их компании лежал на спине и даже не пошевелился, только приоткрыл один глаз.

– Реликт, – мрачно бросил он и снова зажмурился.

– Сам ты реликт, – ответил ему Тоха на чистейшем русском языке.

Девушка рассмеялась, а Мосин оторопело раскланялся и тоже присел на травку, положив дипломат рядом. Какого же тогда чёрта он изъяснялся одними жестами и восклицаниями! Неужели наши? Откуда они такие? И что на них? Парни были одеты почти одинаково: тонкие серебристые куртки и легкомысленно-радужные шорты. На девушке было что-то отдалённо похожее на платье, клубящееся у плеч и струящееся у бедер.

Между тем они так бесцеремонно рассматривали Мосина, что можно было подумать, будто именно он вырядился бог знает как. Вообще-то, конечно, майку с акулой встретишь не на каждом – в городе их всего четыре: одна у Мосина, одна у Алика и две у Зиновьева из филармонии, но он их, наверное, уже кому-нибудь толкнул…

– Визуешься? – на каком-то невообразимом жаргоне полюбопытствовала девушка.

Кажется, спрашивали о роде занятий.

– Н-нет, – отозвался он неуверенно. – Я фотограф.

Все так и покатились от хохота, как будто Мосин выдал первоклассную остроту.

– А! Знаю, – сказала девушка. – Он из института.

И кивнула в сторону невидимой из-за тента стены. Это предположение вызвало новый взрыв веселья, хотя Мосин, например, юмора не понял: ну работает человек в институте, и что тут смешного?

– А вы откуда?

– С Большой.

– И… как там? – растерявшись, спросил он.

– Много.

Похоже, над Мосиным всё-таки издевались.

– Это не репродуктор! – внезапно удивилась девушка.