Разбойник Чуркин. Том 1
Шрифт:
Делать было нечего; Шварц и пристав волей-неволей должны были покориться обстоятельствам.
Через полчаса путники были в дороге. Деревянко шёл впереди всех; г. Шварц начал было разговор с приставом, но исправник просил его прекратить и шествовать молча. Дождь не унимался: утих только гром, но молния продолжала изредка освещать дорогу. Вот они достигли села Запонорья, подошли к волостному правлению, постучались в двери, которые немедленно были отперты.
Волостной старшина, получив заранее извещение быть на всякий случай готовым, встретил промокших до костей гостей
В правлении, кроме старшины, находился ещё крестьянин Куракин, приглашённый на всякий случай и изъявивший своё согласие на участие в облаве разбойника.
– Ты вот что, Михаил Ефимьич, смотри, не трусь только, когда придётся Чуркина хватать, – сказал ему старшина.
– Вот тебе ещё! Один на медведя ходил, а этого мужичонка пополам кулаком перешибу, – хвастался здоровый, высокий, молодой крестьянин.
– То-то, смотри, не сконфузься, – добавил старшина, – я так, к слову тебе говорю.
Когда присутствовавшие немного пообсушились, они уселись. за самовар и только в начале первого часа ночи отправились из села в деревню Барскую. Вот они перешли мостик, перекинутый через небольшую речку, и вошли по задворкам в деревню.
Дождь начал ослабевать. Деревня спала крепким сном; ни сторожей, ни собак не появлялось на улице, шумели только бегущие с горы в речку ручейки дождевой воды. Исправник отделил от себя станового пристава, дав ему в подмогу г-на Шварца и крестьянина Корякина, указал им овин против дома Чуркина и приказал поместиться в нём. В нескольких саженях от того овина находился большой лес, шумевший своими верхушками, за которым, главным образом, исправник приказал неустанно наблюдать становому приставу с его товарищами, а сам направился к овину Чуркина, стоявшему позади его дома. Подойдя к нему, Семён Иванович остановился и сказал старшине:
– Ну, ступай-ка ты, братец, вперед, а я уж за тобой следом.
– Позвольте мне, ваше высокородие, – предложил свои услуги Деревянко.
– Ты теперь стой и молчи, а когда прикажут, то полезай, – шёпотом произнёс исправник.
Старшина, осенив себя крёстным знамением, полез, нагнувшись, в овин и опустился в ямку перед печкой.
Исправник нагнулся в отверстие и тихо спросил:
– Ну, что?
– Ничего, полезайте, – ответил он.
Семён Иванович всё-таки раздумал спуститься, а послал вперёд своего рассыльного и только после него осторожно скрылся в овине.
Ощупью вылез старшина из ямы на небольшую площадку овина, крытого тоненькими, уже на половину сгнившими досками, между которыми в щели пробивался свет. Семен Иванович и рассыльный последовали за ним и уселись там.
В это время дождь перестал, но сквозь решётчатую крышу всё-таки просачивались оставшиеся на ней капли и беспокоили исправника, падая на его плечи, отчего он поминутно отряхивался. Молча сидели они под этой крышей; Семён Иванович даже не осмеливался закурить папироску; он чувствовал себя как-то неловко; в голове его роились мысли, что если Чуркин узнает об их здесь присутствии, то дело будет табак. Точно также трусил и старшина, только один Деревянко был спокоен и от утомления клевал
Начало рассветать. Небо очистилось от туч, в лесу послышалось чириканье птичек, запели и петухи в деревне. Когда совершенно рассвело, исправник не вытерпел и закурил папироску.
– Ваше высокоблагородие, дымок-то, пожалуй, пойдёт сквозь крышу, могут и заметить его, тихонько произнёс старшина.
– Ну, теперь ещё все спят, кому заметить? – ответил Семён Иваныч, поглядывая в щель крыши, почти сравнявшейся с землёй.
– Оно так, всё-таки, надо быть нам поосторожнее.
Исправник взглянул на часы, – было половина четвертого.
Глаза засевших в овине людей были устремлены в щели крыши, на дорогу, идущую из деревни Ляховой, которая вилась лентой по задворкам, но никого на ней не показывалось. Проснулась деревня, задымились печные трубы, на улице появились бабы с коромыслами и потянулись к речке за водой.
В одном из концов деревни послышался рожок пастуха, скот выгнали в поле, и деревня снова утихла.
Время все шло. Исправник горел нетерпением, в ожидании появления Чуркина, курил папиросы и по временам перекидывался замечаниями с волостным старшиною. Из задних ворот дома Чуркина вышла какая-то старушка и направила шаги свои к овину. Её заметил Деревянко и, толкнув локтем старшину, сказал ему на ухо:
– Баба к нам идет!
Исправник переглянулся с старшиною, у обоих застучало сердце.
– Шабаш, всё потеряно, – шепнул исправник.
Старшина покачал головой; но испуг был напрасный, – старушка миновала овин и пошла в поле, постояла недолго за овином, поглядела в сторону деревни Ляховой и возвратилась в дом.
– Ну, слава Богу, ушла, – сказал старшина.
– Надо ждать, Чуркин непременно явится: это, кажись, мать его выходила, значит, дожидается.
Старшина согласился с мнением Семена Ивановича. Деревянко вынул из кармана свой револьвер, осмотрел его и снова спрятал.
Настал полдень; деревенские женщины, в сопровождении своих ребятишек, с песнями отправились из селения к речке, у которой отдыхало стадо; у каждой из них имелось в руках ведро для молока. Затем они возвратились обратно в деревню и разошлись по домам, а засада все ещё находилась в овине, поджидая Василия Чуркина. По дороге из деревни Ляховой показались два человека; они шли медленной поступью и, изредка останавливаясь, о чем-то вели между собою разговор. Появление их не ускользнуло от внимания исправника; он обратился к старшине и сказал:
– Видишь, идут, не Чуркин ли это с кем-нибудь из своей шайки?
– Нет, это, должно быть, здешние мужички, – Чуркин так не пойдёт, – ответил тот.
Деревянко, на всякий случай, приготовил револьвер и держал его в руке. В лесу послышался выстрел.
– Что это такое значит? – спросил исправник у старшины.
– Охотник, знать, какой-нибудь выпалил, – сказал старшина.
– А я думаю, не наши ли это сражаются с разбойником?
– Зачем они туда пойдут? Небось, в овине сидят.