Разбойник и леди Анна
Шрифт:
– Успокойся, – загремел доктор. – Откусывай понемножку, ешь помедленнее, иначе он не удержится у тебя в желудке надолго.
Уиндем отрезал кусок ее любимого сыра, уэнслидейла, с привкусом древесного угля, изготовленного из ольхи.
Уиндем придвинул к хирургическому столу два стула и смахнул с него все лишнее носовым платком. На столе появилась миска с фруктами, и Анна испустила вздох счастья.
– Вы и в самом деле самый обеспеченный шарлатан, сэр.
– Ешь на здоровье, а я продолжу заниматься твоим образованием, девочка. Ты называешь меня шарлатаном, но разве ты не заметила,
Анна хмыкнула:
– А каков эффект вашего волшебного крема для лица?
Уиндем пожал плечами.
– Ты молода и презираешь глупые фантазии старших, но я убедился в том, что мой крем творит чудеса. Морщины исчезают, губы становятся алыми, глаза ясными. Если женщина жаждет мужской ласки, она ее обычно находит. – Он лукаво усмехнулся.
– Но ведь эти изменения не вечны.
Уиндем стал теребить локон своего парика.
– Ну, девочка, ничто на земле не вечно.
Она уже готова была попенять ему на аморальность таких рассуждений, но в бок баржи ударило что-то тяжелое, потом еще и еще.
– Давай, доктор, выходи, – донесся с берега мужской голос. – Я говорю, выходи и убирайся! А мы сожжем дотла твою чумную баржу.
Анна узнала шепелявый выговор торговца свечами, которого видела на площади. За его выкриком последовали кровожадные вопли остальных.
Уиндем подбежал к окну.
– Я выйду и займу их, пока ты перетянешь якорный канат на другую сторону баржи. Сможешь это сделать, девочка?
– А как же ваш сын?
– Он сообразит, что надо делать, – ответил доктор, и глаза его возбужденно блеснули. – Нам случается время от времени в спешке покидать город. Поторопись, девочка. Делай, как я говорю.
Анну охватил страх, но выбора у нее не было. Она вышла через дверь на другой стороне каюты, медленно проползла по планкам вдоль узкого мостика, огибая бочонки и снаряжение, пока не добралась до якорного каната, привязанного к ольхе. Ей очень хотелось убежать, но она не умела плавать, а если бы и умела, не решилась бы, потому что в обществе доктора Уиндема мир казался менее опасным местом. Она слышала его голос. Он тщетно пытался умилостивить толпу, обезумевшую от страха перед чумой.
Пока Анна ползла, она вполголоса бормотала проклятия в адрес Джона Гилберта. Если бы не он, ничего подобного бы с ней не случилось. А уж того ужаса, который она пережила за последнюю неделю, вполне могло хватить на всю жизнь!
Смоляной факел перелетел через крышу каюты и приземлился на бухту просмоленных веревок в тот самый момент, когда Анна перерезала якорный канат своим итальянским кинжалом. Веревки тотчас же вспыхнули, и Анна стала тушить огонь голыми руками. Справиться с огнем ей удалось, но кожа на руках покрылась волдырями.
Баржа сделала рывок под действием течения на середине реки и уже уносилась от разочарованной толпы, теперь кричавшей и бесновавшейся на берегу.
– Ах, что это? Моей отважной девочке больно!
– Здесь начался пожар, – пояснила Анна.
Он повел ее в каюту и вынул из медицинского саквояжа коробку своей чудодейственной мази для лица.
Сидя за хирургическим столом, Анна наблюдала, как он мажет мазью ее руки, и губы ее тронула улыбка.
Предвосхищая ее презрительные замечания, Уиндем сказал:
– Она очень хорошо помогает при ожогах.
– Вот и отлично. – Анна подняла руки. – Слава Богу, они у меня не морщинистые.
– Вот видишь, девочка, мазь уже творит чудеса.
Анна расхохоталась, доктор Уиндем присоединился к ней. Они хохотали до тех пор, пока по щекам у них не покатились слезы. Их неуемное веселье привело обезумевшую толпу на берегу в еще большую ярость.
Джон Гилберт сидел на небольшом холме, глядя на Темзу и толпу внизу. Он был переодет в костюм лудильщика и путешествовал в двуколке, сплошь увешанной горшками и кастрюлями. Естественно, смех с баржи доносился до его ушей, и на его губах заиграла ответная улыбка. Они прежде слышал этот сладостный женский смех после упражнений с мечом на зеленой лужайке в своем лесном лагере.
Анна оставила свой след в городе Рединге, безошибочно узнаваемый им, но каким-то непостижимым для него образом в эту минуту нашла безопасный приют, судя по ее веселому смеху.
Низкорослый молодой человек в непомерно высоком парике остановился возле его телеги.
– Раны Христовы! – пробормотал молодой человек, глядя сверху вниз на эту сцену. – Меня не было всего час, и вот что я нахожу по возвращении. Проклятие! Теперь мне придется тащиться в Виндзор пешком.
Джон, посмеявшись над его необычайным везением, ободряюще улыбнулся, но мальчик ответил на его улыбку мрачным взглядом.
– Но сегодня прекрасный день для пешей прогулки, паренек.
– Ты можешь веселиться, лудильщик, когда едешь в такой славной повозке.
Джон улыбнулся, глядя вслед малому, тотчас же отправившемуся в путь по пыльной дороге. Значит, Анна сделала остановку в Виндзоре. Джон миновал Рединг и по Оксфордской дороге въехал в лес, где его ожидал Джозеф.
– Джонни, – радостно приветствовал его Джозеф и хлопнул друга по плечу. – Погляди, что я нашел у торговца лошадьми, и от этого стал на 30 гиней беднее.
Сэр Пегас приветственно заржал при виде хозяина.
– Готов поклясться, что леди Анне теперь приходится скрываться от стражи.
Джон рассмеялся:
– Не беспокойся за нее, Джозеф. Она как феникс, способна возродиться из пепла любого несчастья.
– В таком случае зачем тебе гоняться за девицей и оказаться в миле от ужасного холма Тайберн?
Джон Гилберт не мог этого объяснить ни Джозефу, ни себе самому. Ответ был слишком очевиден. Он потерял голову. Джон все еще ощущал на губах вкус ее губ вместе со вкусом сбитого ею масла, а в ее изумрудных глазах читал вызов, когда она лежала на зеленой лужайке и смотрела на него снизу вверх после утомительной работы. Да, он, видимо, спятил, и место ему в психушке.