Разбойник Кадрус
Шрифт:
— Я не знаю, на что вы намекаете, — продолжал Гильбоа, — но вы должны видеть в моих ответах колебание дяди, который печалится при мысли навсегда расстаться со своими питомицами. Но у меня нет другой воли, кроме воли их самих. Позвольте мне посоветоваться с ними.
После этой длинной фразы барон поклонился. Как все трусы, он думал выиграть время, чтобы расстроить все планы этого неожиданного жениха. Он ошибался, потому что Фоконьяк сказал с показным смирением:
— Это справедливо, любезный барон, ваше замечание так естественно, что с ним нельзя не согласиться,
— О! — ответил Гильбоа, начинавший терять терпение. — Я буду также откровенен с вами, маркиз. Не ожидайте от меня ничего подобного. Не зная вашего состояния, я думаю, однако, что разница, должно быть, велика…
— Знаю, — перебил Фоконьяк. — Я знаю, что девица Мари де Гран-Прэ…
— Как?! — перебил в свою очередь Гильбоа маркиза, обрадовавшись, что речь идет не о миллионерше Жанне. — Как?! Вы просите руки Мари?
Восклицание барона обнаруживало такую искреннюю радость, что Жорж и Фоконьяк не могли не улыбнуться.
— Именно так, любезный барон, — сказал Фоконьяк, — желание мое состоит в том, чтобы сделаться супругом восхитительной Мари. Будьте ходатаем за меня перед этой очаровательной особой.
Нечего было сомневаться, речь шла о Мари. Какое это было счастье для Гильбоа! По крайней мере, он так думал. Освободиться от племянницы, которая своими советами, по всей вероятности, помогала Жанне противиться его воле, иметь родственником такого человека, который был в фаворе при дворе! И потом — какая прекрасная партия! Мари станет маркизой! Это так неожиданно! Это так великолепно!
Барон встал и, крепко пожав руку Фоконьяку, уверил его, что тот не сможет иметь более красноречивого ходатая.
— Стало быть, милый будущий дядюшка, мы прекрасно сойдемся касательно приданого.
— Приданого? — повторил барон, и лицо его вытянулось. — Но ведь вам известно…
— И свадебной корзинки тоже, — невозмутимо продолжал Фоконьяк.
— Свадебной корзинки! — повторил озадаченный Гильбоа.
— Чему же вы удивляетесь, барон? Когда имеешь честь обладать такой племянницей, как же дяде и опекуну не дать ей в приданое кругленькую сумму, например миллион?
— Миллион?! — с испугом вскрикнул Гильбоа.
— Я даже думаю, что, находя это приданое недостаточным, вы положите в свадебную корзинку еще тысяч на сто бриллиантов.
— Милостивый государь, — строго произнес Гильбоа, который из-за денег чувствовал себя способным на любое преступление, — я полагаю…
— Что вы дадите приданое и бриллианты, — закончил Фоконьяк с самым любезным видом.
— Никогда! — воскликнул барон.
— Как вы сказали?
— Никогда! — повторил Гильбоа, не обращая внимания на злобный взгляд маркиза, который продолжал, словно не слышал:
— Так как я буду в отчаянии, если не отплачу вам такою же щедростью,
Он сделал ударение на последнем слове.
— Короля? — сказал Гильбоа, невольно задрожав.
— Да, я сказал короля, даже самого Людовика Восемнадцатого.
— Что вы имеете в виду? — вскрикнул Гильбоа, потеряв всякую осторожность.
— Я хочу сказать, что за подобный подарок… — начал Фоконьяк, показывая барону перстень, отнятый у слуги. — Я хочу сказать, что за такую вещицу вы охотно положите бриллианты в свадебную корзинку моей будущей жены.
Гильбоа при виде рокового перстня опустил руки и упал в кресло. Наступило минутное молчание. Жорж и Фоконьяк поспешно подошли к барону. Они боялись апоплексического удара — до того лицо барона налилось кровью.
— Полно! — успокаивал его маркиз. — Опомнитесь, любезный будущий дядюшка. Вы мне нужны хотя бы для того, чтобы подписать брачный контракт.
— Да… — машинально повторил барон. — Подписать контракт. Я сделаю все, что вы хотите, я подпишу, я дам приданое, но…
— Я так и знал! — весело сказал маркиз.
— Но, — продолжал Гильбоа, едва переводя дух и следуя только за своей мыслью, — каким образом этот перстень…
— И это письмо, — добавил Фоконьяк, показывая знаменитое послание, написанное под диктовку роялистов.
— Да, и это письмо, — продолжал барон. — Каким образом эти вещи попали в ваши руки?
— Ах! Когда-нибудь, когда мы будем составлять одну семью, возможно, я расскажу вам. Теперь вам довольно знать, что эти драгоценные вещи находятся в моих руках. Они станут мне гарантией, что вы как можно быстрее постараетесь заключить мой союз с вашим домом. Промедление было бы опасно. Сразу после брачной церемонии я вручу вам этот перстень в знак вечного союза между нами.
Потом, не дожидаясь ответа Гильбоа, лишившегося дара речи, Жорж и Фоконьяк встали. Дойдя до двери, маркиз на прощание прибавил:
— Будьте уверены, любезный барон, что вы будете иметь во мне самого преданного племянника. Доказательством служит то, что, не желая лишать вашу фамилию благородных связей, я позаботился, чтобы его величество Людовик Восемнадцатый получил письмо и перстень, которые вы ему послали.
— А тот, который у вас в руках? — с живостью спросил Гильбоа, который на минуту ощутил надежду, что может избегнуть адских когтей этого человека.
— Это настоящий перстень, — лукаво ответил Фоконьяк. — Граф Прованский получит или уже получил только копии письма и перстня, однако не беспокойтесь, его величество, как вы называете графа, не догадается. Подделка просто великолепна! Благоволите, любезнейший, принять уверение в моем глубочайшем к вам уважении.
Подойдя к Гильбоа, он шепнул ему на ухо:
— Любезный барон, помните, что ваша жизнь окажется в опасности при малейшей увертке с вашей стороны…
Через несколько минут оба начальника «кротов» вернулись в свою гостиницу в Фонтенбло. Всю дорогу они потешались над расстроенным хозяином Магдаленского замка, который после их отъезда вызвал управляющего.