Разбойник Кадрус
Шрифт:
— Как? Так рано! — спросил Фоконьяк. — Ты не хочешь даже немного поспать?
— Нет, я должен ехать сейчас же.
— В Магдаленский замок? — спросил гасконец, смеясь и догадываясь, зачем его друг хотел отправиться к Гильбоа.
— Какое тебе дело? — вспылил Кадрус. — Неужели я не могу сделать шага, не отдавая тебе отчета?
— Мне нет никакого дела, — сказал Фоконьяк.
Завернувшись в свой халат, он сел у камина, растянувшись в кресле как человек, который вознамерился отдыхать. Кадрус следил за ним с тревожным и
— Ты разве не едешь со мной? — вдруг спросил он.
— Я? Нет! — ответил гасконец.
— А я думал, — продолжал вожак «кротов», — что ты каждый день станешь ездить ухаживать за Мари де Гран-Прэ. Ты сам мне это говорил.
— Не отпираюсь, любезный друг. Но согласись, еще слишком рано. Притом один день пропустить можно. Будут ждать с большим нетерпением.
— Что ты такое говоришь? — разозлился Кадрус. — Что ты имеешь в виду? — спросил он чуть спокойнее.
— Боже мой! Все просто. Ты был на свидании, которое тебе назначила Жанна де Леллиоль. Она, разумеется, тебе пропела: «Я люблю в тебе тебя…»
— Я запрещаю тебе говорить о Жанне таким тоном! Понимаешь? Запрещаю!
— Очень хорошо, — ответил Фоконьяк с величайшим хладнокровием. — Но если, с одной стороны, ты заставляешь меня молчать с первого слова, а с другой, не настолько откровенен, чтобы сказать мне, чего ты хочешь от меня, мы вряд ли поймем друг друга. Хочешь, я тебе сразу все скажу? Ты до безумия влюблен в племянницу Гильбоа. Ты обещал сегодня утром просить ее руки у дяди и хочешь, чтобы я тебе в этом помог. Так?
— Ну, да, признаюсь.
— Почему ты сразу не сказал? — смеясь, заметил Фоконьяк, который поспешно встал с кресла и сбросил халат. — Я одеваюсь, наряжаюсь и еду с тобой.
Пока оба занимались своим туалетом, гасконец, никогда не пропускавший случая подтрунить, говорил своему озабоченному другу:
— Хорошо ли ты все обдумал? Ты мне часто твердил: брак — могила любви. Не стану напоминать тебе тысячи таких же афоризмов, которые ты мне напевал на все лады.
— Оставь меня в покое, — грубо ответил Жорж. — Брось свои глупые шутки. Едешь ты или нет?
— Как же! — сказал Фоконьяк. — Как же, скачу! Могу ли я пропустить единственный случай сделаться твоим кузеном? Летим в замок… Да, летим!
Через несколько минут оба вожака «кротов» поскакали на своих превосходных лошадях в Магдаленский замок. Гильбоа принял их в гостиной. Барон дрожал от страха. Он находился во власти этих людей, приезд которых всегда доставлял ему неприятности. Однако, скрывая свои чувства, он очень любезно пригласил их сесть, а сам подумал: «Боже мой! Чего они от меня хотят?»
Однако он вовсе не подозревал, что дело идет о новом браке. Фоконьяк не заставил его ждать.
— Я читаю на вашем лице, барон, — сказал он, — как вас удивил нас ранний визит…
— Помилуйте! — ответил Гильбоа с лицемерным благодушием. — Вы всегда будете дорогими гостями. Но вы, вероятно, хотите поговорить
— Полноте, любезный барон, — пренебрежительно ответил гасконец, — эти вещи устраиваются нотариусами. За кого вы меня принимаете?
— Верно, верно, — жалобно ответил барон. — Может быть, вы хотите поговорить со мной о бриллиантах, которые должны украшать свадебную корзинку?
— Об этом мы поговорим в свое время, любезный дядюшка. Я заранее убежден, что вы расщедритесь. Но вот мой благородный друг, кавалер Жорж де Каза-Веккиа тоже желает поговорить с вами о свадебной корзинке и о приданом.
Гильбоа с изумлением вытаращил глаза.
— Я не понимаю… — пролепетал он.
— Это же ясно, — смеясь, ответил гасконец. — Мой благородный друг также желает жениться…
— Решительно не понимаю, — со вздохом ответил барон.
— О! Вы прекрасно все понимаете. Но если вы непременно желаете более ясного объяснения, то я скажу вам, что имею честь просить руки вашей племянницы девицы Жанны де Леллиоль для моего благородного друга кавалера де Каза-Веккиа.
Гильбоа побледнел и судорожно ухватился за ручку кресла.
— Как?! — вскрикнул он. — Моей племянницы Жанны?! Но вы хотите разорить меня!
— Неужели вы хотите уверить нас, — повторил гасконец, — что ничтожный миллион, который вы так любезно обещали мне, составляет все ваше состояние? Этого не может быть. Мы прекрасно знаем, что вы так хорошо управляли состоянием, законно принадлежащем мадемуазель Жанне, что набралась весьма кругленькая сумма, сложенная сами знаете из чего…
Смеясь над испуганным бароном, Фоконьяк продолжал:
— Да, любезный Крез, мы знаем, что от провизии, предназначенной для императорской армии, растолстели не солдаты, а ваш кошелек.
— Это ложь! Это ложь! Вы не сможете этого доказать! — вскрикнул барон.
— Да, — лукаво продолжал гасконец, — я очень хорошо понимаю причины ваших энергичных отпирательств. Но я вам докажу, когда наступит время, что и с этой стороны вы уязвимы. Императора можно заинтересовать в том отношении, чтобы объявить вас виновным. Он не побоится огласки. Позвольте задать вам один простой вопрос.
Барон согнулся, а Фоконьяк произнес:
— Да! Один простой вопрос: разве вы намерены оставить у себя состояние девицы Леллиоль, если вскрикнули при первом слове о браке: я разорен! Это мне напоминает историю похищения молодой девушки подкупленными негодяями. Цель угадать легко…
При этих словах Гильбоа страшно побледнел. Кадрус наблюдал за расстроенным лицом барона, когда Фоконьяк разглагольствовал о причинах похищения Жанны. Гильбоа, как все трусы, начал плакать.
— Вы знаете, — говорил он, ломая руки, — вы знаете, я невиновен!.. Меня самого обокрали… Я продал свое Отривское поместье… Воры украли у меня эту сумму… полтораста тысяч!