Раздел имущества
Шрифт:
— Да, мой брат, Кип.
— Конечно, мы и с Кипом тоже познакомились. Думаю, они придут навестить вас сегодня утром.
Керри отвернулась от Руперта, чтобы поговорить с медсестрой:
— Там был кто-то, думаю, она указывала на Адриана. Он умер, да?
— Мы ничего такого не слышали, мадам, — ответила медсестра.
— О, слава Богу! У нее в руках был этот меч или копье, и она указывала им на Адриана. В то время мы ничего не поняли, но теперь я вижу, что она предупреждала Адриана.
Сестра Бенедикт дотронулась до плеча Руперта и отвела его в сторону.
— Она немного нам рассказала.
— Как странно.
— Да, действительно. Все, кто находился рядом, тоже должны были погибнуть, но никто больше не числится в розыске.
— Она думает, что этот таинственный человек и вызвал обвал лавины?
— Кажется, она считает, что это было для них предупреждением. Мы узнаем больше, когда ее ум прояснится. Миссис Венн, расскажите нам еще раз, что вы видели непосредственно перед тем, как сошла лавина?
— Да, я повернулась, а там была женщина, очень далеко, с копьем или пикой, указывавшая на Адриана. Она вся сверкала серебром в луче света, как будто на ней были доспехи. Очень ясная картина. Да, и у нее был меч. На нем была какая-то надпись, но я не помню.
И тут в палату вбежал Гарри, за ним Кип, и они привлекли к себе все внимание Керри. Кип сиял, предвкушая радость Керри. Гарри так неистово понесся прямиком к маме, что медсестре пришлось его перехватить и осторожно поднять на кровать Керри. Керри улыбалась, но по ее щекам текли слезы. Собравшийся персонал больницы, и даже Поузи и Руперт, почувствовали, как и у них глаза наполняются слезами.
Провожая Руперта и Поузи к комнате для посетителей, сестра Бенедикт сказала:
— Нам кажется, что это Жанна д’Арк. Сама она этого не говорила. Очевидно, это не Мадонна. — Увидев, что англичане ее не поняли, она пояснила: — Видение мадам Венн. Нам кажется, что это Жанна д’Арк.
Сестра Бенедикт, которую считали религиозной, но не фанатичной, обычно не одобряла местные слухи о чудесных явлениях — эти слухи постоянно циркулировали в Альпах, но никогда не были серьезными, — однако в рассказе Керри Венн было что-то интригующее; тем более, что сама Бенедикт, своими собственными глазами видела, что эта пациентка, пролежавшая в коме почти целую неделю, даже не была католичкой. Так что вряд ли перед ними была жертва религиозных предрассудков. Хотя наиболее вероятным казалось рациональное объяснение: мало на свете всяких тайн и загадок; человеческий разум не обязательно должен все понимать.
— Конечно, мы не уверены. Она описывает эту сцену так, как она ее видела, и нам она больше представляется видением, хотя, конечно, там мог находиться человек.
Поузи и Руперт, на лицах которых читалось характерное для английского скептицизма выражение, стали гадать, действительно ли сестре Бенедикт кажется, что у Керри было видение, или она полагает, что имело место явление Жанны д’Арк. Глаза Керри в самом деле имели потустороннее выражение, как будто она видела сверхъестественные вещи, но это, без сомнения, объяснялось действием медицинских препаратов или комы.
До этого они надеялись, что Керри уже слышала о смерти их отца, но когда сестра сказала
— Она чувствует, на каком-то подсознательном уровне она это уже знает, — произнесла сестра Бенедикт.
— И все же ей надо сказать, — настаивал Руперт.
— Конечно. Может быть, немного позже, когда она окрепнет. Вы сделаете это? Или, возможно, доктор?
— Мы, в общем-то, ее не знаем…
— Доктор, bien s^ur[123]. Но, знаете, это очень интересно — то, что она видела до несчастного случая.
Они согласились с тем, что очень важно, чтобы Керри полностью восстановила память, ради ее собственного психического здоровья, чтобы ее никогда больше не пугали провалы в памяти, чтобы она могла справиться с этим и двигаться дальше, совершенно сознательно приняв тот факт, что Адриана больше нет.
Пока они разговаривали, к ним подошел доктор Ламм.
— Вы слышали, доктор, что господин Венн не перенес переезд в Лондон? — прошептала ему сестра Бенедикт, и всякому, кто хотел слышать, было заметно удовлетворение, прозвучавшее в ее голосе.
Доктор Ламм раздраженно вздохнул.
— И как он мог его пережить? Он был уже мертв, прежде чем покинул Францию. За все три дня у него не было ни единого всплеска мозговой активности.
Они мрачно обсудили этот факт, неосмотрительность всего плана эвакуации и то, что ситуацией руководили ненадежные человеческие эмоции, а также ту решающую роль, которую сыграли деньги, когда одна точка зрения возобладала над другой — ведь кто-то заплатил за этот самолет.
Поузи и Руперт отметили, не придав этому в тот момент большого значения, что доктор сказал, что отец был мертв еще во Франции. В своем горе они не позволяли себе обсуждать то, о чем, вероятно, оба думали: что смерть отца в Англии меняет все для Гарри и воскресшей Керри, которые унаследуют состояние отца, в отличие от них, которые наследниками не станут.
— Как печально для малыша: он не запомнит своего отца, — сказал доктор Ламм Руперту. — Хотите, чтобы я ей сказал? Я бы предпочел оставить это вам.
— Если бы вы могли рассказать ей, доктор… — попросил Руперт.
— Она в любом случае уже знает, — повторила сестра Бенедикт, — elle l’a senti[124].
Доктор Ламм, недовольный своей ролью, решительно вошел в палату и приблизился к кровати Керри.
Керри приняла новость спокойно.
— Да, я это поняла, — сказала она. — Это объяснение того, что я видела.
Руперт, уже смелее, выступил вперед и сказал, что господин Осуорси занимается организацией похорон в Лондоне и что они с Поузи подождут в Вальмери, пока она не сможет поехать с ними. Как им всем жаль…