Разделенные океаном
Шрифт:
— Присядь на минутку, Лев, — попросила она. — Мне нужно поговорить с тобой.
— О чем? — Он раскладывал бумаги на бюро.
— Сначала присядь.
Испытывая раздражение, вызванное главным образом отсутствием Анны, он сел за стол.
— Я рассказала Лиззи о том, что мы собираемся переехать в Бруклин, — начала Тамара, — и что Анна не хочет уезжать отсюда, и тогда Лиззи предложила, чтобы девочка переселилась к ним.
Левон почувствовал, как его захлестывает гнев, такой сильный, что у него вдруг заболела голова.
— А ты спрашивала Анну, хочет ли она переехать в Бруклин?
— Нет, но я и сама знаю, что не хочет. Она замолкает и отворачивается, как только
— Как только ты заговариваешь об этом. Я ни разу даже не заикнулся о Бруклине.
— Ох, не говори глупостей, Лев. Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду.
Гнев злобными молоточками стучал ему в виски. Левон так резко поднялся на ноги, что опрокинул стул, который со стуком упал на пол. Тамара подскочила на месте. Она явно испугалась. Левон редко выходил из себя и никогда — в ее присутствии. На ее прекрасном, надменном лице отразилось злобное торжество, чего он никогда не замечал раньше. Тамара избегала его взгляда, старательно отводя глаза и сухо поджав губы.
— Вот, значит, почему ты отправилась к Блинкерам? — проговорил он глубоким, рокочущим голосом, который ему самому показался чужим. — Чтобы попросить Лиззи взять Анну к себе. Ты отняла у нее ребенка, а теперь хочешь избавиться от нее самой.
Теперь уже Тамара вышла из себя, хоть и старалась не повышать голоса, явно боясь, что шум может разбудить Джона.
— Я вообще-то не отнимала у нее ребенка, Левон. Если я не присмотрю за ним, то за ним никто не присмотрит. Мне неуютно жить с ней под одной крышей, когда она совершенно игнорирует его существование. Это создает в доме нездоровую атмосферу.
— Что-то я не заметил никакой нездоровой атмосферы.
— Это потому, что тебя никогда не бывает дома, — холодно ответила Тамара. — Если ты не на работе, то уходишь куда-нибудь со своими новыми друзьями.
— Я ухожу с другими людьми только потому, что ты отказываешься пойти со мной. А ведь мы всегда можем нанять няньку для Джона, хотя бы всего на несколько часов.
Глаза Тамары засверкали.
— Я не буду оставлять Джона с нянькой!
— Тогда не обвиняй меня в том, что я ухожу со своими друзьями.
Их спор становился нелепым и абсурдным. Знай Левон о том, что его жена так болезненно отреагирует на его отсутствие, он непременно остался бы дома. Его гнев был вызван тем, что Тамара приложила массу усилий, чтобы избавиться от Анны.
— Ты сказала Лиззи, что Джон — ребенок Анны?
— Нет, конечно. — Она хотела, чтобы все думали, будто Джон — ее сын. — Есть и еще кое-что, Лев, — продолжала Тамара, смягчившись. Подойдя к нему, она положила руки ему на плечи и взглянула прямо в глаза. — Главная причина, по которой я считаю, что Анна должна уйти, заключается в том, что ты влюбился в нее.
Он опешил.
— Это нелепо, Тамара.
— Увы, нет, Лев. — Она приложила пальцы к его губам. Они пахли детской смесью и маслом, которое она втирала малышу в кожу, когда та краснела. — Подумай минутку и ничего не говори. Сколько раз на дню ты вспоминаешь об Анне и сколько обо мне, своей жене? Ты без памяти влюбился в эту девушку. Ты только о ней и говоришь и, готова держать пари, думаешь. — Она отняла пальцы от его губ, но Левон был слишком ошеломлен, чтобы возразить. — Я иду накрывать на стол. Сегодня у нас мясной рулет, настоящее американское блюдо для двух будущих граждан Америки, — со слабой печальной улыбкой добавила Тамара. — Я быстро.
Они не стали покупать дом с огородом, на котором можно было выращивать овощи — Левон счел его слишком
Левон продолжал встречаться с ней за ленчем и оплачивал ее обучение в академии, пока девушка не закончила ее летом 1927 года. После этого они стали видеться все реже и реже, хотя Анна всегда звонила ему, когда они с Герби получали новый контракт. Они совершили турне по Восточному побережью в составе шоу под названием «Злые чары», причем их зарплата была третьей по величине в труппе, дважды выступали на «Радио-сити» и отработали летний сезон в Мэне.
Молодой человек Пегги, Руперт Кулидж, нашел-таки спонсоров для своих «Американских горок», хотя Олли Блинкер отказался иметь с ним дело. Премьера состоялась в Филадельфии, где Анна и Герби выступали в ролях второго плана, но через неделю после сокрушительных рецензий спектакль закрылся. Музыка была ужасной, сюжет — неправдоподобным, а костюмам недоставало воображения. Один из критиков написал: «Единственное, что смогло предложить нам это шоу, — блестящее выступление двух юных звездочек: Анны Мюррей и Герби Блинкера. На мисс Мюррей, обладательницу хрупкой красоты и феноменального таланта, безусловно, стоит посмотреть. В самом скором времени я надеюсь увидеть ее в одной из главных ролей на Бродвее».
Походы Левона в театр и кино практически прекратились. Впрочем, он все-таки посмотрел первый звуковой фильм — «Певец джаза» [46] с Элом Джолсоном, — но с тех пор не был в кино ни разу. Тамара же обзавелась подругами. Они регулярно давали званые приемы, на которых ему непременно полагалось присутствовать, хотя у него и ее знакомых не было ничего общего. Раз в несколько недель наступала очередь Зариянов устраивать вечеринку. Они приглашали соседей на пикник во дворе или на бокал вина в воскресенье после обеда. Естественно, их удостаивали ответного приглашения. После того как Джону исполнился год, Тамара снизошла-таки до того, чтобы нанять няньку — молоденькую девушку из колледжа по имени Колетта, которая жила по соседству.
46
«Певец джаза» — музыкальный кинофильм. Первый в истории полнометражный фильм с использованием озвучивания синхронных реплик.
По дому всегда находилась какая-нибудь работа: залатать дверь-ширму с проволочной сеткой, починить водопроводный кран или закрепить оторвавшуюся черепицу на крыше.
— Было бы глупо нанимать кого-нибудь ради такой мелочи, правда, Лев? — со сладкой улыбкой на губах вопрошала Тамара.
Но это была не та жизнь, о которой он мечтал, и не то место, в котором он хотел бы жить. Более того, их отношения стали другими и разладились: что-то ушло из них. Тамара наказывала его за любовь к Анне. Потому что он действительно полюбил ее, наконец-то признался себе Левон. Любовь эта не была плотской — она была чистой, первозданной, незамутненной. И он по-прежнему любил эту девочку.