Раздолбаи космоса, или Гений кувалды
Шрифт:
– Вы… хотите сказать… – чуть ли не пятясь, вымолвил Никита, – что это не они, а мы сами?.. Ромка не понял.
– Эти вещи, – пояснил Никита. – Вся эта кунсткамера… То есть они предоставили нам все для творчества, а мы…
Он плотно зажмурился и с тихим стоном замотал головой.
– Ну! – радостно вскричал Ромка. В отличие от Никиты он не видел в ситуации ничего трагического. – Никто ж не знает, как что устроено. Вот и налепили горбылей!
Никита Кляпов медленно разъял бьющиеся веки и затравленно взглянул
– А вы? – с горечью молвил он. – Вы тоже к этому приложили руку?
– Не-а, – беззаботно ответил Ромка. – Чего мне там делать? У меня и так все есть.
– Но хоть кто-нибудь… хоть один человек… справился?
– Приплыли! – с достоинством сказал Ромка. – А самогонный аппарат у Пузырька – откуда? Намыслил только так!
Никита Кляпов затосковал, ссутулился, свесил руки чуть не до колен и даже больше прежнего стал похож на маленьких лупоглазых побирушек.
– А уничтожить это уродство… не пробовали?
– Дедок пробовал, – гордый своей осведомленностью сказал Ромка. – У него койка железная не вышла, ну и он давай ее это… уничтожать. Поддается, но медленно, трудно… Даже, говорит, измыслить ее было – и то легче. Ну он и плюнул.
– А кукла? Кажется, вы так ее назвали?.. Для начала Ромка огляделся – нет ли поблизости Леши.
– Только тихо… – предупредил он, понизив голос. – Значит, Леша Баптист… Кляпов вздрогнул.
– Почему баптист?
– Баб тискает, – пояснил Ромка. – Он, короче, дома с ними позапутался, ну там с женами со всякими… И, значит, – сюда…
Кляпов испуганно вскинул слабую руку.
– Я понял, – мертвым голосом сообщил он. – Пигмалион и Галатея…
– Чего-чего? – поразился Ромка, но Никита его не услышал. С изжеванным переживаниями лицом он тоскливо смотрел на свои босые косолапенькие ступни.
– Скажите, – выдавил он наконец, – а в этой, как вы говорите, «конуре»… что-нибудь съестное намыслить можно?
– Пожрать, что ли? Так давай я тебе сейчас во-он тот камушек долбану! Мне это – как два пальца!
Никита боролся с собой. По худому горлу его медленно прокатился кадык.
– Нет, – сказал он наконец. – На это я не пойду…
Ромку разбирало любопытство.
– Слушай, – сказал он. – А чего ты их долбать боишься?
– Да вы взгляните! – с неожиданной страстью в голосе взмолился Кляпов. – Ну хотя бы вон на тот, с прогибом!
Ромка взглянул. Камушек как камушек. С прогибом.
– И чего? – спросил он, снова поворачиваясь к Никите Кляпову.
– Да это же произведение искусства! Внезапно глаза Кляпова, устремленные в сторону глыбы, стали такими беспомощными, словно их опять поразила близорукость. Ромка обернулся. Сияя серебряным своим балахончиком, к ним стремительной легкой походкой приближалась Лика.
– Поздравляю! – язвительно сказала она Ромке.
– С чем? – не понял тот. – Задаток Маше дал?
– Ну…
– С
– Н-ну… – Ромка в замешательстве показал ладонью высоту пригорка отваленных Маше капсул. – Вот столько…
– Ты бесподобен, – процедила Лика и, одарив обоих ослепительной улыбкой, пошла прочь.
Ромка хмыкнул и поскреб ногтями намечающийся ежик.
– Она… здесь живет? – услышал он совершенно идиотский вопрос Кляпова.
– Ну а где же еще?
– А из того, что я видел в доме… она тоже что-нибудь… измыслила?
– Кровать трехспальную видел? Ну вот это она.
– Я почему-то так и думал, – с облегчением проговорил Никита Кляпов. – Единственный предмет, на который приятно взглянуть. Только… – Он встревожился вновь. – Почему-то холодная, почти ледяная. И очень твердая.
– Так это ж не настоящая кровать, – с готовностью объяснил Ромка. – Просто декорация такая. Лика раньше художником в театре работала. Ну а это, значит, из какого-то спектакля кровать… Она ее так, не для спанья измыслила, а чтобы формы, говорит, не потерять…
– Понимаю… – Никита кивал, все еще глядя вслед Лике. – Это я вполне понимаю… Внезапно он осекся.
– Послушайте… – Голос его упал до шепота. – А когда… когда вы следили за мной в этом доме… она там тоже была?
– Все были, – сказал Ромка. – И она тоже. Бледный с прозеленью Никита закрыл глаза и долго их не открывал. Ромка даже встревожился.
– Э! – опасливо позвал он. – Ты чего? Никитз Кляпов заставил себя поднять веки.
– Как отсюда выбраться? – сипло спросил он.
– Куда?
– Обратно… Я не могу здесь больше…
Ромка ухмыльнулся, взял Никиту за локоть и подвел к проему между опорами, выводящему на площадь с пятиэтажкой. Из-за угла здания выглядывал округлый блестящий бок и крохотный лапоток посадочной опоры.
– Вон там, – сказал Ромка, указывая пальцем, – летающая тарелка стоит. А в ней два придурка – никак улететь не могут. Иди, третьим будешь… Да не бойся. Кукла Маша, говорят, наружу вообще не выходит.
– Ужасно. Ужасно… – бормотал Никита Кляпов, ковыляя по кварцево посверкивающей пустыне. – Видела… Все видела…
И хохотала вместе со всеми? Нет. Не может быть…
Торцовая стена пятиэтажки была уже совсем близко. Никита взял левее – так, чтобы между ним и домом оказалась летающая тарелка. Подобравшись клюку, остановился, прислушался. Внутри два мужских голоса вели неторопливый, навевающий жуть разговор.
– …борзота без понятий, – угрюмо излагал один. – За такой базар, я не знаю, нос по уши отрубить, а попробуй! Раковые шейки, мать иху! Щелчка отпустили – дня три буксовал. Кликуху свою еле вспомнил…