Раздвоение ВВП:как Путин Медведева выбрал
Шрифт:
– Ола! – крикнул президент Венесуэлы окружающим.
– Ола, – заявили они в ответ.
Его юркая охрана уже открывала ему двери служебного входа.
Скачки уже начинались. На президентской трибуне не было ни одного свободного места. Ростовские девушки ходили между столиков и принимали ставки. А надо было бы им принимать поздравления на конкурсах красоты.
Владимир Путин сидел в окружении коллег. Справа от него был президент Азербайджана, рядом с которым сидел президент Армении. Слева от Владимира Путина, наклонившись к нему и постоянно что-то
Президент Венесуэлы сидел за другим столиком, метрах в двадцати и немного дальше от дорожек. Это был чисто венесуэльский стол, здесь сидели его жена, дочь, две внучки, каждую из которых Уго Чавес с нескрываемым удовольствием примерно раз в полминуты целовал в темечко (мне казалось, ответное удовольствие успело как-то притупиться).
– О, подслушивает! – Обрадовался президент России, увидев, что я стою несколькими метрами ниже.
Я сказал, что нет, сейчас подсматриваю, и покачал головой, что, по моей мысли, должно было обозначать: «Ну что здесь у вас можно услышать интересного?»
Господин Путин правильно истолковал этот жест:
– А следующий ГУАМ на Соловках только что предложено провести!
Разве это не интересно, давал, кажется, понять господин Путин.
Он радостно засмеялся. Эта идея ему искренне нравилась. Ильхам Алиев и Владимир Воронин, чьи страны являются активными членами организации ГУАМ (в нее входят Грузия, Украина, Азербайджан, Молдавия, которые, собираясь вместе, пару дней чувствуют себя оппозицией СНГ), осторожно улыбались, показывая, что шутка им тоже нравится, но что это все-таки такая шутка. Я подумал, что на самом деле некоторые из сидящих за столом не только входят в ГУАМ, но, кажется, и выходят из него.
– Вот думаем Виктору Андреевичу (президент Украины Виктор Ющенко. – А. К.) позвонить, посоветоваться, – продолжал Владимир Путин.
– Там ведь ипподрома нет, – сказал я.
– А он там и не нужен, – опять развеселился господин Путин. – Там другие развлечения.
– На кого надо ставить? – спросил я господина Путина, подойдя к нему и президенту Азербайджана.
Президент России поделился сокровенным знанием о том, что в третьем забеге все шансы, по мнению знающих людей, у Актрисы, и даже не может быть двух мнений.
– А в президентском? – спросил я.
– На первый номер надо ставить, – уверенно произнес Ильхам Алиев.
Я быстро посмотрел программку. Под первым номером должен был идти рыжий азербайджанский жеребец Авсарбей, арендованный в Турции.
– Понятно, – сказал я.
– В прошлый раз нас чуть не засудили, – с обидой произнес Ильхам Алиев. – Не хотели давать первого места. Пришлось Владимиру Владимировичу вмешаться.
И он с особой теплотой посмотрел на господина Путина.
Я хорошо помнил этот случай. Я сам поставил на азербайджанского жеребца и страшно расстроился, что он пришел вторым, хотя долго вел забег. И я помнил, как потом выяснилось, что фотофиниш неожиданно выявил двух победителей.
– Ну, вот тут есть мнение, что Ментик может
– Мент – это выросший Ментик, – высказал свое мнение президент Азербайджана.
На дорожках готовились к третьему забегу. Перед ним на лошадях с трюками выступали казаки.
– А как, кстати, – резко повернулся Владимир Путин, – правильно: казаки или казааки?
– А вы сами-то как думаете? – на всякий случай переспросил я.
– А я знаю: казаки, – пожал плечами президент России, – с ударением на последнем слоге.
То есть он хотел выяснить, только ли он это знает.
Позже я обратил внимание на то, что президент Азербайджана совершенно не общается с президентом Армении, и подумал, как каждый из них делает вид, что за этим столом сидят не пять человек, а четыре. И только я это решил, как Ильхам Алиев и Роберт Кочарян, улыбаясь и даже смеясь, начали интенсивный обмен какими-то любезностями.
Тем временем Актриса бездарно сыграла в третьем забеге. Я, как и многие люди на ипподроме, проиграл вместе с Актрисой. Она какое-то время шла первой, а потом, было такое впечатление, отвлеклась на что-то постороннее. По моим подсчетам, на угольного цвета собачку, шнырявшую под конкурными препятствиями.
Господин Путин выглядел виноватым больше жокея Актрисы.
Через несколько минут он сам уже активно общался с жокеем, который чертил в воздухе руками какие-то фигуры высшего пилотажа. За этим занятием господин Путин пропустил четвертый забег.
Поразительно, что президент России при этом совершенно, казалось, не замечал президента Венесуэлы. Он не обращал на него никакого внимания. Казалось, он вообще не в курсе, что тот здесь. Через полчаса я уже думал, что эта мысль не претендует даже на художественное преувеличение.
Вместе с тем президент Венесуэлы несколько раз вставал со своего места, переминался с ноги на ногу, но как-то не решался подойти к столу с президентами СНГ. И что-то эта история не вязалась с образом пламенного революционера, который обязан был бы давно обратить на себя внимание – хотя бы криком «Ола!». А мог бы, если такой уж пламенный, и скатерть поджечь.
Между тем я видел около Уго Чавеса только губернатора Ставропольского края Александра Черногорова. Президент Венесуэлы обрушил на него всю свою энергию. Губернатор только изредка поднимал руки, словно защищаясь от бури и натиска латиноамериканца.
– О чем вы с ним говорили? – спросил я потом господина Черногорова.
– Да приглашал меня к себе. – сказал тот. – Хочет, чтобы Ставрополь был побратимом какого-то венесуэльского города. Пшеницы нашей на самом деле хочет купить.
– Зачем ему? – удивился я. – Своей не хватает?
– Такой пшеницы у него нет, – обиженно сказал губернатор. – Такой ни у кого нет.
– Какой такой? – удивился я.
– С повышенным содержанием клейковины, – с нежностью произнес губернатор.
– В Венесуэлу-то когда поедете?