Раздвоенное сердце
Шрифт:
– Эли, чёрт, сейчас же просыпайся. Мы приехали!
Я попыталась сбросить руку со своего плеча, но она ухватилась за него ещё сильнее. Ногти впились глубоко в мою кожу. Потом внезапно стало так светло, что мои глаза открылись сами. Тильман светил мне фонарикам прямо в лицо. Тильман? Внезапно я осознала, где была.
– Мы приехали, - сказал Тильман ещё раз и показал раздражённо вперёд. Как зловещий монстр перед нами возвышалась клиника.
– Что теперь?
– Чёрт, чёрт, - причитала я. Я не могла больше пошевелить ногой. Она свисала, как будто не принадлежала больше
Колин лежал холодный и неподвижный позади меня, всё ещё съёжившись, но его черты лица разгладились.
– Ты уверенна, что он жив?
– спросил Тильман скептически.
– Да, - ответила я, тяжело дыша, и осмотрела мельком свою ногу. Она была покрыта чёрной коркой, но из раны теперь сочился только сок.
От кровопотери я, во всяком случае, не умру. А если умру, то скорее от инфекции. Но она убьёт меня лишь через несколько дней. Гной, высокая температура, сепсис. Похороны.
– Почему ты хочешь завести его туда?
– Мёртвые души, - объяснила я кратко, потому что каждое слово приносило боль.
– Работают как защитная броня, потому что им больше не снятся сны.
Я подождала несколько секунд, прежде чем снова смогла говорить без того, чтобы мне казалось, что я вот-вот потеряю сознание. Потом я взяла паука и отдала его Тильману.
– Пожалуйста, возьми его, может быть, он мне ещё понадобиться.
Неохотно он подчинился и засунул банку в карман своей куртки с капюшоном.
– Мы должны отвести его поближе к закрытому отделению, - продолжила я приглушённо.
– Там будет для него самое безопасное место. В какую-нибудь пустую комнату.
Закрытое отделение. То отделение, где лечат самые сложные случаи психических заболеваний. Люди, которые пытались убить себя или других, у которых была сильная зависимость от наркотиков. Или вообще больше не знали, кем они были, и следовали за какими-то воображаемыми голосами, которые приказывали им невероятные вещи. Всегда, когда папа рассказывал об этом, у меня пробегали по спине ледяные мурашки. И в то же время меня одолевало безудержное любопытство. Именно поэтому я теперь об этом так много знала, чтобы бояться этого.
– Значит, нам нужен план сражения, - предположил Тильман задумчиво и нахмурился.
– У тебя он есть?
Я только покачала головой. Мне это уже надоело - составлять планы. А слово «план» я больше не могла слышать. Но то, как мы выглядели... Мы были более чем подозрительными. Я всё ещё была покрыта землёй, ветками и цветами. Колин - да, что было с Колином или что он делал, я точно не знала. Но так как Демоны Мара не могли спать, он, скорее всего, был в сознании. Тем не менее, и его тоже никто не должен видеть. Его брюки и рубашка были порванными, а к его белой коже всё ещё прилипали остатки крови. Тильман выглядел более-менее нормально, но это нас не спасёт. Я посмотрела на часы в машине. Около шести утра. Потом мой взгляд последовал по тёмному недружелюбному фасаду здания клиники.
Закрытые отделения почти никогда
– Хорошо. Теперь у меня появилась идея, - сказала я собрано.
– Я думаю, медицинский персонал делает в это время обход пациентов, разносят завтрак и выдают таблетки. Мы дождёмся благоприятного момента, когда мы его незаметно сможем поднять на верхний этаж. Потому что выглядит так, будто там идет ремонт. И сегодня воскресенье. Строителей там не будет.
Я вытерла, как смогла, землю с лица, но она прилипла, как цемент, к моей коже. Запах орхидей становился всё интенсивнее. Но моей самой большой проблемой была моя нога.
– Тебе придётся поддерживать меня.
– Без проблем, - ответил Тильман.
– А что же с ним?
Я обернулась к безжизненному телу позади себя.
– Колин?
– спросила я тихо и провела по его бледной щеке. Медленно его длинные, изогнутые ресницы поднялись, и он посмотрел на меня - испытывая отвращение к себе и всё ещё злясь, но в себе. Он ничего не сказал.
– Я думаю, он не разговаривает, чтобы сэкономить силу, - предположила я беспомощно. Потом я посмотрела Колину глубоко в апатично блестящие от лихорадки глаза.
– Но нести мы тебя не сможем. А теперь, пожалуйста, никаких больше игр наподобие того, кто над кем возьмёт верх. Я не Луис.
Я протиснулась мимо Колина и вылезла из машины. Как в замедленной съёмке и всё-таки удивительно плавно, он выпрямился, вышел из машины и подошёл к нам. Его веки ни разу не моргнули.
– Как мы пройдём мимо вахтёра?
– спросил Тильман объективно.
– Ты её можешь как-нибудь отвлечь? Парализовать или что-то ещё?
– попросила я Колина и бросила взгляд на худую женщину в домике для вахтёров, которая уже удивлённо смотрела на нас.
Колин повернулся призрачно медленно в её сторону и уставился своими глазами в её. Её голова упала безвольно в сторону. Она уснула. Колин незаметно кивнул. Его ледяное дыхание погнало нас вперёд.
С жатой челюстью и кулаками я подавила крик, когда моя нога наткнулась на дверь лифта. Колин облокотился неподвижно о стену и опустил веки. Может, он медитировал, чтобы подавить своё отвращение?
Я изучала панель с кнопками. 1, 2, 3, 4. Пятого этажа нет. Разве папа не рассказывал недавно о невыносимых условиях? То, что строители каждое утро, в полдень и вечером, шумя, проходят мимо его самых тяжёлых и больных пациентов, чтобы попасть к лестнице, ведущей наверх, на чердак? Я нажала на кнопку с 4. Лифт начал двигаться. Даже из-за этого небольшого рывка я зашаталась от боли. Тильман перехватил меня. Короткий подъём отдался тревогой в животе.
– Можешь, пожалуйста, ещё раз?
– спросила я Колина нежно. В конце концов, нам нужно было как-то войти. А закрытые отделения вели к неизбежно закрытым дверям. Он не ответил. Его молчание поколебало моё терпение.