Разъезд Тюра-Там, или Испытания «Сатаны»

Ковтонюк Владимир Александрович

Там-то министр Дмитрий Фёдорович Устинов и назначил молодого заместителя начальника главного технического управления ответственным за запуск в серийное производство ракеты на заводе в Днепропетровске.

Двигатель ракеты, близкий конструктивно мотору ракеты ФАУ-2, как на стенде в Химках, так и на лётных испытаниях ракеты, работал без замечаний, но взрывался на контрольно-технологических испытаниях в Днепропетровске.

По программе серийного производства Днепропетровский завод сделал даже несколько ракет, но оснастить их моторами не было никакой возможности. Начать серийное производство изделий, как в целях секретности придумали

называть ракеты, никак не удавалось. А слово «изделие» так прижилось в лексиконе, что очень скоро стало синонимом слова «ракета», полностью сводя на нет все усилия по засекречиванию.

В Днепропетровске собирали двигатели даже из деталей и узлов, сделанных в Химках. Но моторы упорно не желали работать.

Афанасьев сидел в своём маленьком кабинете в глубоком раздумье над тем, что ещё следует предпринять для доводки двигателя. Он только что вернулся из Химок с бывшего авиационного завода N84, который в июле 1946 года был передан Валентину Петровичу Глушко под опытное производство ЖРД. Напряжение было столь велико, что мысли постоянно переключались с чисто технических проблем к возникшему некоторое время назад и постоянно нараставшему ощущению опасности.

Афанасьев вдруг непроизвольно вспомнил, что перед принятием этого решения, Сталина спросили:

– Будем возвращать в Химки авиазавод из Ташкента?

– Нет, – ответил Иосиф Виссарионович. – Пусть остаётся в Ташкенте, поднимает культуру местного населения.

В Химках Афанасьев встретился с главным конструктором Валентином Петровичем Глушко:

– Валентин Петрович, что будем делать с двигателем? В Днепропетровске двигатель не работает.

Глушко по возрасту был старше Афанасьева, как один из основоположников ракетного двигателестроения в Советском Союзе пользовался непререкаемым авторитетом и уважением конструкторов-ракетчиков. Поэтому Афанасьев вынужден был вести беседу с ним на почтительных тонах, не прибегая к резким выражениям и оборотам речи, которым он быстро научился, поработав в министерстве, и которые он допускал в общении со многими директорами заводов.

Афанасьев знал, что перед войной Глушко арестовали, как врага народа. Но не расстреляли и не сослали на Колыму копать золото, как это проделали с тысячами людей. В НКВД уже придумали, как рационально использовать интеллект таких заключённых, а не пускать их в распыл.

Были созданы «шарашки», и после ареста Глушко работал в той из них, что называлась «Конструкторская группа четвёртого Спецотдела НКВД при Тушинском авиамоторостроительном заводе». К нему приставили часового с винтовкой. По удивительному единодушию работники «шарашек», даже если эти «шарашки» были в самых удалённых друг от друга местах страны и не имели никакой связи между собой, прозвали такого часового «свечкой».

В 1940 году Валентина Петровича перевели в Казань на должность главного конструктора четвёртого Спецотдела НКВД. В августе сорок четвёртого его освободили, переодели в форму полковника и направили в Германию, где к тому времени наступающие части Красной Армии захватили образцы немецкой ракетной техники.

Долго, можно сказать, всю оставшуюся жизнь, инженеры, работавшие с Глушко в послевоенной Германии, вспоминали, какое потрясающее впечатление произвели на них успехи немцев в создании ФАУ-2 и то, как далеко ушли немецкие инженеры в этих разработках.

Несмотря на очевидные успехи в проектировании отечественных ракетных двигателей на базе немецких разработок, Глушко

до сих пор не был реабилитирован. Это могло означать только одно – он по-прежнему находится под пристальным наблюдением всесильного ведомства Лаврентия Павловича Берии. А раз так, то Валентин Петрович прекрасно понимает, что может последовать, если затянется запуск двигателя в серию. Поэтому и «агитировать» его не было никакой необходимости.

– А что с ним делать? Двигатель доведен и прекрасно работает. И у нас на стенде, и на ракете – спокойно ответил Глушко.

– Оттого, что двигатель взрывается на контрольных испытаниях, мы никак не можем запустить его в серию, – возразил Афанасьев. – Может быть, немцы что-нибудь порекомендуют? Атмосфера накаляется. И если мы не найдём причин в ближайшее время, за нами снова могут прийти ночью. И это может случиться очень скоро.

Глушко понимал, чего опасается Афанасьев.

– Немцы тоже в недоумении разводят руками. Говорят, что они сделали мотор, и не понимают, почему он там взрывается, – ответил Глушко.

– Но вы же не можете самоотстраниться от решения проблемы, мотор-то ваш.

Глушко, помолчав, предложил: – Хорошо, давайте пошлём на серийный завод бригаду наших специалистов. Пусть поищут причину совместно с заводскими товарищами.

«Завтра они сколотят бригаду, выпишут командировочные удостоверения, в лучшем случае, бригада уедет послезавтра, – думал Афанасьев. – А после этого, ещё через день, или в лучшем случае, только послезавтра ближе к вечеру, они приступят к работе.

А время не ждёт. Дмитрий Фёдорович вызывает на доклад по этому вопросу каждый день. И ежедневно он докладывает об этом наверх. У самого «хозяина» на контроле сроки запуска ракеты в серию. A Сталин не терпит пустых обещаний. Того и гляди нагрянут ребята от Лаврентия Павловича, – Афанасьев поднял глаза на висевший на стене портрет Берии. Бывший Нарком внутренних дел был изображён в форме маршала. – Подбородок плоский, как у ящерицы или змеи, – мелькнуло в голове Афанасьева. – И пенсне. Ни дать, ни взять – рафинированный интеллигент. Все изуверы почему-то обожают очки. Удивительно, но и Гиммлер носил очки или пенсне. Родство душ. И хотя он теперь он член Политбюро, который курирует все отрасли оборонной промышленности, его влияние на органы чрезвычайно велико. Один его звонок бывшим соратникам, и они будут здесь!»

Афанасьев тут же, словно испугавшись, что Берия пристальным взглядом с портрета прочтёт крамолу, поспешил прогнать эти мысли.

Но помимо его воли мозг продолжал рисовать одну мрачную картину за другой:

– «Пришьют» саботаж, поставят к стенке или на край ямы и поднимут стрельбу. А там, говорят, такие специалисты, что на спор между собой одним выстрелом из нагана не только убивают человека, но и укладывают тело в нужное положение. Нет, не дай Бог, – усилием воли Афанасьев пытался заставить себя перестать думать в этом направлении. – Я же знаю, что мысль материальна».

Но воображение никак не удавалось укротить:

« И тогда за дверью послышится необычный шум.

– Секретарша кого-то не пускает, – решит Афанасьев. – Но уж совсем бесцеремонно кто-то себя ведёт.

Дверь в кабинет распахнулась, резко усилив голос секретарши:

– К нему нельзя! Он очень занят!

– Ничего, нам можно, – уверенно произнёс первый вошедший в кабинет.

– Нам можно везде и в любое время! – поддержал его второй. Он даже не стал прикрывать за собою дверь.