Разгадка
Шрифт:
– Это она, а не он. И ее зовут доктор Ратледж. Она здесь новенькая и очень хочет познакомиться с тобой.
Я играю с завязками своей серой толстовки и пытаюсь осмыслить эту новую информацию.
– И я буду первой, кто высосет из нее надежду?
– Нет, ты не первая. – Мэри строго смотрит на меня. – Она очень мила.
Здесь быть милой ровным счетом ничего не значит. Я даю ей максимум девять месяцев, прежде чем она передаст меня другому врачу или снимет со стен свои красивые дипломы и вылетит отсюда.
Мы
– Так ты идешь? – нетерпеливо спрашивает Мэри.
Я не хочу отвечать на глупые вопросы. Не хочу чувствовать на себе чей-то оценивающий взгляд.
– Наоми?
– Да. Иду, иду, – отвечаю я, но ноги отказываются повиноваться. Мои руки болтаются вдоль тела так, словно к ним привязаны гири.
Мэри теряет терпение. Она громко стучит в дверь и уходит. Я смотрю на нее, и впервые мне хочется броситься за ней следом.
– Входите! – раздается незнакомый голос.
Он кажется полным радости. На месте доктора Ратледж я бы не стала особенно радоваться. Если я не разрушу ее надежды, это сделает кто-то другой.
Стараясь шуметь как можно меньше, я медленно открываю дверь. Ее кабинет для меня стал полной неожиданностью. Кабинет доктора Вудса был призван запугивать. Каждый раз, когда я входила в него, клянусь, мне казалось, что прежде чем я дойду до стола, мне придется пройти несколько миль. Я шла словно на казнь.
Этот кабинет излучает тепло. Желтовато-коричневые стены увешаны дипломами. Ничего пугающего. Зато чувствуется женская рука. Растения возле окна, декоративный коврик на полу. Даже свеча на столе. На секунду я даже забываю, где я. И вспоминаю, лишь когда из-за стола встает невысокая брюнетка.
Первое впечатление от доктора Ратледж? Тридцать с небольшим лет. Милое лицо. Она улыбается, и я вижу ряд ровных, белых зубов. Для этого места у нее слишком счастливый вид.
– Привет, Наоми. Я доктор Ратледж!
Она протягивает мне руку.
Я смотрю на нее, как на яд, и осторожно протягиваю свою. Моя рука едва успевает дотронуться до ее пальцев, потому что я тут же отдергиваю ее назад.
Она даже не моргнула.
– Пожалуйста, присядь.
Я сажусь. Мои колени ходят ходуном. Я смотрю куда угодно, но только не на нее. Я чувствую на себе ее взгляд. Я перевожу взгляд на ее дипломы. Ее полное имя Женевьева Мария Ратледж напечатано в середине каждого диплома.
Я воображаю ее младшим ребенком в большой семье. Четверо или пятеро братьев и сестер. Ее родители трудолюбивы. А как они гордились, когда она окончила медицинский колледж! Они со слезами на глазах наблюдали за тем, как она получает диплом, и думали: «Наша малышка изменит мир!»
Она садится, и стул под ней
Она сплетает пальцы и одаривает меня улыбкой на миллион долларов.
– Как дела, Наоми?
Мне было бы легче судить о ней, сделай она что-то такое, что заронило бы в меня подозрения. Доктор Вудс всегда был в белом халате, идеально отутюженном, без единой складочки, вечно застегнутом на все пуговицы. Таком официальном и строгом, что это мгновенно возводило между нами стену. Он был доктором, а я – больной на голову пациенткой. Но на докторе Ратледж нет белого халата.
На ней темно-синие брюки и кремового оттенка свитер. Я чувствую запах ее духов. Очень приятный. Я бы охотно брызнула его себе на запястье, не сиди я в психушке.
– Я в порядке.
Она снова улыбается. Это начинает меня раздражать. Доктор Вудс не улыбался так часто.
– Как ты спала? – спрашивает она.
– Неплохо.
Счастливое выражение не покидает ее лица, даже когда она задает мне вопрос, который никто ни разу не удосужился мне задать.
– Как ты думаешь, почему ты здесь?
– Что?
– Как ты думаешь, почему ты здесь? – повторяет она.
Мой взгляд упирается в пол. Тишина становится неловкой.
– Не знаю, – выдавливаю я из себя.
Она кивает и что-то пишет на листе блокнота.
– Ты здесь с кем-нибудь говорила?
– Вообще-то нет.
– Почему нет?
Когда я только прибыла в Фэйрфакс, доктор Вудс попытался заставить меня пойти на откровенность. Но я не доверяла ему. Его подход был чисто клиническим, а голос – лишенным всяких эмоций.
Я говорю доктору Ратледж правду:
– Потому что не доверяла ему.
Ее брови удивленно ползут вверх.
– Это почему?
Я пожимаю плечами.
– Потому что ему все равно, что со мной будет.
Я впервые произношу эти слова вслух. Это хорошо. Доктор Ратледж не пытается меня переубеждать. Она продолжает писать в своем блокноте.
– Думаешь, он тебе не верит?
Я многозначительно улыбаюсь.
– Нет, я просто знаю, что не верит, – быстро отвечаю я.
– Кто-нибудь поддерживает тебя?
Раньше был человек, который меня поддерживал, но Лахлан утратил веру в меня. Интересно, сколько времени остается у меня самой до того, как я перестану верить в себя?
– Никто, – отвечаю я.
Мой голос угрожает меня выдать.
– И что ты чувствуешь по этому поводу?
– Что кто-то чувствовал бы, зная, что его никто не поддерживает? – парирую я. – Конечно, дерьмово.
Она кивает и улыбается, словно мои короткие, но честные ответы ее удовлетворяют.
– Понятно. На твоем месте я бы тоже злилась.