Разгильдяй
Шрифт:
А, я не старался объяснять. Подошли к провожатому, одетому в ливрею. Он указал вход в ложу и только потом заметил камни. Мы пошли в нужную сторону, а этот, в ливрее, замер и казалось не дышал. Жандарм, пока мы шли, несколько раз оглянулся, любуясь на статую в ливрее.
Наконец зашли в ложу. Опустились в кресла. Освещение в зале свечное. Ложа почти на уровне первого этажа зала как говорят партера. Из партера нас не видели, а в ложах напротив и выше нас заметили. Я специально положил руку с перстнями на бархатные перила ложи, чтобы они мерцали в неярком свете свечей. Со стороны жандарма положил шляпу и весь цирк оказался от него загорожен. Кое кто в ложах, был скандализирован тем, что невежа
В ложах, в которых не видели камни, зрители вели себя как всегда. Но, в ложах, куда попадали искорки отсвета камней, люди вдруг замолкли. В зале установилось неравновесное состояние. Те, кто над нами камней не видели и продолжали разговоры, а в ложах, напротив нашей, замолчали. Партер тоже вёл себя как обычно.
Наконец из за занавеса выполз мужик в ливрее или это называется смокингом. Вместо того, чтобы говорить он уставился на мерцание камней. Прошло несколько минут прежде, чем зрители в партере стали успокаиваться и недоумённо смотреть на неподвижного мужика.
На какое-то время в зале воцарилась полная тишина. Видимо, не дождавшись от мужика нужных слов, его утащили за занавес. В зале вновь поднялся рокот. Люди из лож напротив уставились на камни как кролики на удава.
С занавесом худо бедно справились и на сцену вышла оперная певица, чем-то раздражённая.
Мужик в ливрее, который сидел в яме, взмахнул палкой и заиграл оркестр, свет в зале стал меркнуть, а на сцене, наоборот разгорелся чуть сильнее.
Камни, должны бы тоже меньше мерцать. Но, на люстрах зала и потолке, на противоположной от нас стороне лож, запрыгали разноцветные искорки. Камни излучали свет в такт музыке. Видимо, искры света от камней, увидела и певица, и запела неплохим голосом на, как в рекламе напечатали, итальянском языке. Получилось неплохо, я бы сказал средненько. Наши звездюли чего только не выкаблучивают на сцене, только ещё голышом не вылазят. Посмотрел бы я как эта, с такими телесами жопой трясёт. Никто бы такого непотребства не вынес, пристрелили бы на сцене, к едрене фене и у нас, и у них.
Что же сказать про камни? Вот какой оказался цветочек аленький. Вроде последняя песня заканчивается, пора и честь знать. Убираю руку с перил и говорю жандарму: сматываемся. Он в ответ: с чего? Ну, тормоз! Уходим, говорю, пока не поздно. Куда поздно? Опять тормозит жандарм. Когда я убрал руку, то певица, на последней песне, сбилась с такта и замолчала. Оркестр некоторое время продолжал играть, но, всё тише и неувереннее. Некоторые инструменты замолкали и переставали играть совсем. Другие как бы сами по себе, вдруг издавали неожиданные звуки. Но, мы уже почти бежали к выходу. Я успел снять камни, запрятать в мешочек и положить в карман.
Жандарму интересно.
— От чего мы так быстро убежали, позвольте полюбопытствовать Виктор Александрович? Зачем мы так спешили из театра?
— Ну как же дорогой Алексей Тангенсович. Сейчас публика пойдёт на выход, возможно давка будет. Вот сейчас можно уже не спешить, все если и пойдут, то после нас.
— Так зачем же спешить, я не понимаю, сейчас поздравления начнутся, а мы, как воры, ей богу.
— Так, мы же, с Вами, Алексей Тихонович, ничего не украли, причём же здесь воровство?
— Виктор Александрович, интересно же посмотреть как публика будет восторг изъявлять и мне понравилось.
Ну, театрал наш недорезанный. Слава богу, вот гостиница.
Заявляю я напоследок:
— Спать пора, вот мы и торопились.
Хотя, спать особенно не придётся. Буду мучить гитару, решаю в который раз. Гитара ворованная из поезда, на ворованной лучше играется. Попрощавшись с жандармом иду в номер. Переодеваюсь,
15
Просыпаюсь от тихого, едва слышимого царапания в дверь. Светло как днём. Глянул на часы. Около трёх. Подумалось, что неплохо вчера погуляли с камнями. Вот они и дали поспать. Оказывается не надо резать сотнями ни в чём не повинных людей, а надо просто сходить на концерт. Только не понравилось, что после цветомузыки будет приставать шантрапа.
Вот и добрался до конечной цели путешествия. Сколько народу упокоил. Сам несколько раз был на волоске. И что? Ради того, чтобы дать камням покрасоваться на концерте? Это что же, надо становиться театралом? Доберутся до меня из местной полиции или нет? Что положено за удар по морде полицейскому. Повиниться или нагло переть буром? Пожалуй виниться не получается. Сколько раз приходилось чистить сортиры. Кто там опять скребётся? Ну, ясно же сказал, что если побеспокоят, то получат в рыло. Приходится вставать и разбирать баррикаду.
Общаюсь через дверь:
— Ну, какого чёрта? Олухи, я же ясно сказал, чтобы не смели беспокоить.
— Просим прощения у Вашего сиятельства. Это господин управляющий. К Вам гости пожаловали. Позвольте нам войти.
— Минутку, только оденусь.
Одеваюсь и снаряжаюсь как на последний бой. Пистолет, там где и положено быть. Револьвер в правом кармане. Тугой мешочек с золотом, килограмма на полтора, зажат в руке. Приоткрываю дверь, вижу некого господина, хватаю за грудки, мешочком золота слегка даю в морду, разворачиваю и пинком отправляю в дверь напротив. Напоследок закрываю дверь. Опять вопли, визги и сопли со стороны коридора.
Подождав некоторое время, дождавшись, когда вопли прекратятся, выхожу из номера и направляюсь в ресторан. В коридоре замечаю нескольких дам и мужиков, и ни одного, слава богу, в мундире полицейского. Чего им от меня потребовалось? Может это связано со вчерашним выступлением в театре?
Прохожу в ресторан. Подбегает мэтр. Смотри-ка? Стал намного пошустрее и важности убавилось. Надо ему ещё в рыло добавить, тогда точно будет не человек, а золото.
Кофе с лепёшками. Вновь приходится описывать рецепт приготовления кофе. Жду, когда приготовят. Газета уже на столе. Что за новости? Всё тоже самое, что и вчера. Вот кое что новенькое. Безобразная выходка неустановленных лиц в театре. Оперная дива в гневе. Когда это прекратится? Читаю. Некие переодетые студенты, один из которых, набравшись наглости, переоделся жандармом, устроили в театре безобразную игру с цветными, новомодными, электрическими фонариками.
Прилагалась схема фонарика, адреса магазинов, где их можно купить и возмущённые отклики театралов. Одной из возмущённых зрительниц была некая дама, состоящая в родственных отношениях с генерал-губернатором Москвы. Она пообещала донести глас возмущённых, беспардонными действиями студентов, театралов до самого генерала.
Тут подоспели лепёшки и опять нарисовался жандарм. Почему-то у жандарма весьма смущённый вид. После коротких приветствий, господин жандарм заказал поесть и мы приступили к тому, чего хотел жандарм. Опять вопросы про путешествие. С неким недоумением постарался ответить на заданные вопросы. Всё вертелось вокруг того, что, по-видимому, убит жандармский полковник и ещё кое кто из обслуги поезда, и пассажиров.