Разгильдяй
Шрифт:
— Я снова спросил про мнение господ офицеров по этому происшествию и получил уклончивые ответы.
Я понял, что с господами офицерами у жандарма не складываются отношения. Поэтому-то, он терзает допросами меня. Со мной комфортно, а с офицерами нарывается на оскорбления. Да, хреново. Может я могу чем помочь? Он просит поговорить с офицерами приватно. Дескать я собираюсь написать книгу о путешествии и прошу участия, в этом благородном труде у господ офицеров.
— Нет, — сказал я. — Однако, могу помочь.
Подзываю мэтра и задаю вопрос:
— Как найти того оболтуса, которому давеча дал в
Мэтр было замялся, но когда я стал приподниматься со стула сообщил:
— Сей момент будет, Ваше сиятельство.
Жандарм с удивлением наблюдал как мэтр из представительного мужчины превращался в сморщенного старичка. Он не преминул выразить удивление произошедшей переменой.
— Чем Вы запугали бедного старичка, Виктор Александрович? Посмотрите, какие разительные перемены произошли в нём.
С некоторым раздражением подумал, что прокололся. Не стыкуется образ трусливого интеллигента, во время нападения волков, с теперешним разительным изменением облика мэтра. Дал повод сукиному жандармскому сыну шантажировать кутузкой и настоять на своём. Ох, допросится мерзавец в репу.
— Должно быть, господин офицер, Ваша форма влияет на здешний персонал. Вот они и стесняются.
Жандарм неодобрительно покачал головой. Видимо прокручивает в уме, что теперь делать. Тащить в кутузку или ещё поиграть в кошки мышки? Или начинать плести паутину?
— Вы знаете, Виктор Александрович. В московском жандармском управлении меня познакомили с некими подробностями произошедшей на привокзальной площади драке, между прибывшими с поездом офицерами и полицией. Господам полицейским помогали извозчики, стоящие на площади. В результате драки пострадал один полицейский и около десятка извозчиков. Причём один из них, подвёз офицеров на пролётке к Вашей гостинице. Я заверил полковника, что ни один из подопечных мне офицеров на такое безобразие не способен. Однако меня начинают терзать смутные подозрения. Может быть драку устроили не офицеры, а штатские попутчики, ехавшие в поезде? И именно сейчас, я подумал, что только Вы, уважаемый Виктор Александрович, расположились в гостинице.
— Вы-то здесь причём, дорогой мой Алексей Тихонович. В полицейском управлении Вам сказали совершенную правду. Не могут наши (чуть не сказал советские) офицеры устроить пьяный дебош на площади, хотя, если честно, за то скотское отношение чиновников к пострадавшим, вполне имеют на это право.
Что касается обидного намёка, на то обстоятельство, что безобразный дебош на площади устроил я, то такое предположение ни в какие ворота не пролезет. Убеждён, приведите извозчика, которому, якобы, я дал по морде, он совершенно не узнает меня. И подумал, пусть только попробует узнать, то…Не знаю что то, но что на своих ногах эта скотина не уйдёт, мне представилось совершенно точно.
— Вы знаете, Виктор Александрович, мы решили поступить как Вы соизволили говорить. Пригласили извозчика, для опознания. Он должен посмотреть на постояльцев гостиницы приехавших, после прибытия в Москву поезда со страдальцами как Вы изволили сказать. Но, я сейчас подумал, что нет необходимости беспокоить большинство вновь прибывших. Достаточно показать бедняге Вас, уважаемый Виктор Александрович.
Ну, попал, так попал. Щас, буду каяться. Залезаю во внутренний карман. Жандарм
— Вы готовы, Виктор Александрович как бы с сочувствием, спросил он?
— А, надо готовиться? К чему? С удивлением спросил я.
— Сейчас мы, уважаемый Виктор Александрович, проведём опознание.
— Господи, Алексей Тимофеевич, ну и проводите, я то здесь причём?
Несколько недоумевая, что попался столь закоренелый и неуступчивый преступник, жандарм привстал и слегка махнул рукой, мол вводите. Я, в ответ лишь пожал плечами. Вводите так вводите, главное, что не мне вводите.
Входит бедная Лиза. Точнее, входит извозчик с битой мордой и топчется у входа. Его сопровождает жандармский унтер, уж не знаю как называются унтера. Чистой публики в зале не много. Жандарм, мысленно потирая руки, произносит, обращаясь к извозчику и кивая на меня:
— Узнаёте этого господина?
Я, под столом так, чтобы извозчик видел, а жандарм нет, поиграл камнями на пальцах. Извозчик получил от меня минимум два раза. Один раз, перед тем как упасть мордой в грязь, второй, когда получил двугривенный. Извозчику есть, что сказать но, он не решается. После понукания со стороны обоих жандармов, причём жандармский унтер, не удержавшись, врезал по морде извозчика ещё раз, тот изрёк:
— Нет, с господином не знаком.
Жандарм аж подпрыгнул от разочарования. Вы уверены? И понеслось. Угрозы применения насилия следовали одна за другой. Наконец этот цирк утомил жандарма и извозчика отпустили с богом. Но, на достигнутом жандарм не успокоился. Ввели ещё одного страдальца. Им оказался незнакомый полицейский чин. Как следовало из представления, этот полицейский как раз стоял на площади в момент, когда произошла драка и вмешался. В результате получил по тыкве. По мне, так на площади получил по тыкве совершенно другой человек. Полицейский тоже никого не опознал. Публика, скопившаяся в зале и с интересом наблюдавшая бесплатный спектакль, яростно зааплодировала, естественно не жандармам. Извинившись, жандарм поспешил выйти. Я снизошёл до приглашения жандарму ещё раз посетить мой скромный уголок.
Собрался было уходить из ресторана, но, подскочили какие-то восторженные дуры и стали поздравлять с исторической победой, одержанной свободными людьми над негодяями и душителями свободы, жандармами. Сейчас же заявился и жандармский офицер, видно не все дела закончил. Но, его, теперь уже в открытую, подвергли обструкции дамы, собравшиеся праздновать.
Под шумок, так чтобы никто не увидел, сбежал из ресторана и направился по своим делам, правильнее сказать делишкам. Почему делишкам? Потому, что беда с этими камнями. Вот, вот меня прижмут из за камней или те, или эти. И направился я, на химический факультет здешнего, стыдно сказать, университета. Извозчик, ещё не знакомый с моими либеральными средствами убеждения, почуяв приезжего, пытался, каналья, торговаться и требовал сумасшедшие деньги за проезд в несколько километров. Опять применил демократические средства убеждения и он, наконец, отстал.