Разгневанная земля
Шрифт:
Фердинанд нетерпеливо перебил канцлера:
— Царь? Чувство предвидения начинает изменять вам, князь. Вы же знаете, что Николай колеблется. Да и понятно: в его собственном доме становится неспокойно… Нельзя медлить ни часу! Вы слышите? — Император кивнул в сторону окон.
Неясный, но тревожный гул снаружи проникал и сюда, хотя покои императора были тщательно изолированы от уличного шума.
— Но это потому, ваше величество, что ещё не приняты энергичные меры. Прикажите войскам. Князь Виндишгрец во всём со мной согласен…
— Нет!
Меттерних больше не возражал: он видел, что, крайней мере, в данную минуту это бесполезно.
Канцлер уединился, чтобы выполнить волю Фердинанда.
Меттерних сидел, уставившись в чистый лист бумаги, лежащий перед ним на столе. Мысль его лихорадочно работала. «Может ли быть, — думал он, — что всё кончено? Я и мой кабинет — мы представляем для внешнего мира могущество Австрии, так неужели здесь, внутри самой Австрии, я вдруг стал пустым местом, сделался фантасмагорией, существом воображаемым, духом без тела?! Нет, тысячу раз нет! Я не фантасмагория, которая исчезает от первого дуновения ветра… Я реальная сила. Мы ещё поборемся!»
Однако доносившиеся через стены требования народа, к которым ещё час назад он оставался глух, теперь поколебали его уверенность. Он понял, что надо торопиться, и стал писать обращение от имени императора к народу. И вдруг отчётливо услышал:
— Меттерниха в отставку! Долой Меттерниха! Конституцию!
Князь бросил перо, приказал позвать военного министра.
— Чего ждёт войско? Почему вы не прекращаете это безумие? — резко обратился к нему Меттерних.
— Офицеры отказываются отдать приказ.
— Так прикажите их расстрелять!
— Кому приказать, ваше сиятельство? — В тоне министра звучала скрытая ирония.
Сдержав гнев, Меттерних воскликнул:
— Чего же хотят ваши офицеры?
— Того, что требуют там… — Министр кивнул в сторону окна. — Вашей отставки, князь.
— Как? С чего вы это взяли? Или вы полагаете, что император пожертвует ради народной прихоти человеком, который в течение тридцати лет трудился над укреплением мощи империи?
— Этого я не знаю, ваше сиятельство. Мой долг повелевал мне сказать вам всю правду. Народ единодушно требует вашей отставки, и без этого не удастся прекратить беспорядки.
— Ступайте! Я выполню желание императора!
Меттерних принялся за составление манифеста. Он решил не скупиться на обещания, продолжая верить, что ещё не всё потеряно.
Канцлер писал, прислушиваясь. Народ там, за окнами, как бы диктовал князю, что надо писать на чистом листе веленевой
— Национальную гвардию! — кричали с улицы.
И князь писал: «Гражданскую милицию».
— Свободу печати! — требовал взволнованный народ.
«Уничтожение цензуры», — записывал князь.
С готовым обращением в руках Меттерних снова предстал перед императором.
Фердинанд пробежал его и, глядя в лицо своему первому министру, сказал:
— Здесь недостаёт ещё одного пункта, одной уступки…
— Что вы имеете в виду, ваше величество?
— … уступки, без которой я не могу показаться моему народу.
Меттерних с наигранным недоумением смотрел на императора.
— Вашей отставки! — пояснил император твёрдо.
— И вы, ваше величество, приказываете мне подать в отставку? — спросил Меттерних, всё ещё не веря, что император решился им пожертвовать.
— Да! И не медлите!
— Но это безумие! Значит, вы больше не верите в возможность сохранить империю?
Фердинанд молчал. Он вдруг снова заколебался. Меттерних верил сам и давно внушил императору, что судьба Австрийской империи и судьба старого канцлера неразрывно связаны. Император задумался.
Дверь раскрылась, и Фердинанд увидел эрцгерцогиню Софию и эрцгерцога Франца-Карла. Не переступая порога, невестка императора с укором смотрела на него.
Войдя в комнату, Франц-Карл сказал:
— Рабочие из предместий прорвались в город и штурмом взяли арсенал. В пригородах пожары. Загородный дом князя в огне.
Фердинанд очнулся.
— Поздно, князь, — промолвил он, обращаясь к Меттерниху, и безнадёжно махнул рукой. — Торопитесь! В приёмной ждёт делегация от народа. Поспешите объявить ей, что вы уходите в отставку.
Меттерних и тут не потерял самообладания.
«Ещё не всё погибло!» — подумал он, направляясь в приёмную.
Его появление в зале, где ожидали делегаты от народа, было встречено настороженной тишиной.
Меттерних по-своему расценил её значение. Он решил, что страх перед его личностью ещё живёт в сердцах людей.
Канцлер подошёл к офицеру, который выделялся своим блестящим мундиром среди рабочих блуз, студенческих курток и разношёрстной одежды горожан.
— Вена не простит вам, если вы не разгоните уличных буянов!
— Ваша светлость, — смущённо возразил офицер, — дело не в случайных буянах. В городе происходит революция, все сословия принимают в ней участие…
— Неправда! — перебил Меттерних. — Это бунтуют иностранные революционеры да кучка подкупленных ими венцев.
Офицер удивлённо развёл руками, ища поддержки у окружающих. Понуро стоявший в стороне Карл Мюллер медленно приблизился к Меттерниху. Левой рукой он нервно сжимал свой картуз. Отстранив офицера, безработный ткач сказал князю: