Разгневанная земля
Шрифт:
Подходя к Пешту, Марика Мартош увидела скопление гружёных телег и сотни пеших крестьян, препиравшихся с конными стражниками и жандармами.
Прислушавшись, Марика поняла только одно: в город не пропускают. Без удивления и без страха встретила Иштванне это неожиданное препятствие на своём пути.
Покидая родные «Журавлиные поля», с которыми она расставалась впервые за всю свою жизнь, она была заранее готова к трудностям и опасным испытаниям, ожидавшим её впереди. Они её не пугали. Марика непоколебимо верила в то, что непременно найдёт сына и облегчит ему жизнь в чужих краях. Мечта эта владела ею страстно и неотступно.
С тех пор как сын покинул отчий дом, Марика о нём ничего не слыхала.
Тоска сковала душу матери. Больше ждать она не могла. И наконец Иштванне решилась отправиться на поиски сына.
День 15 марта, когда Марика подошла к Пешту, был облачный, холодный. Влажный ветер забирался под одежду, но Марика не чувствовала ни холода, ни усталости. Она подошла ближе к возбуждённой толпе, теснившейся около полицейского заслона. Крестьяне окрестных деревень торопились на ярмарку, куда на этот раз влекла их не только обычная цель: обменять зерно, шерсть, яйца, масло, птицу или скот на одежду, обувь и хозяйственный инвентарь. Сегодня Пешт манил слухами о воле, будто бы дарованной императором. Люди спешили узнать правду и теперь были смущены, встретив у заставы стражников, не пропускавших в город.
Никто не знал ничего определённого, но воображение превращало желаемое в существующее, мечту — в действительность. Речь, произнесённая Кошутом 3 марта в Прессбурге, передавалась из уст в уста в самых фантастических пересказах и в сознании крестьян превращалась в манифест, сулящий землю и долгожданное освобождение от феодальных повинностей. Купцы, торговавшие скотом, шерстью и пшеницей, толковали это события в прессбургском Государственном собрании как освобождение от австрийского экономического гнёта, как осуществление давнишних ожиданий свободного вывоза венгерских товаров за пределы Венгрии. Мартовские события, в особенности пештские собрания, где обсуждались «12 пунктов свободы», всколыхнули и тех среднепоместных дворян, которые не принимали раньше участия в общественном движении страны. Национальные ограничения вынуждали помещиков продавать сельскохозяйственные продукты австрийским экспортёрам по низким ценам, разоряли средние и мелкие хозяйства. Это, в свою очередь, делало нестерпимым положение крестьян. Участились крестьянские бунты, и помещики надеялись, что спасение придёт от австрийских властей, которые, одумавшись, раскрепостят Венгрию от национального гнёта. «Тлеющая лава», как называли тогда либералы теряющее терпение крестьянство, была не менее опасна и для Австрии.
Вот почему утром 15 марта у закрытой заставы можно было увидеть представителей разных слоёв обитателей окрестных селений. В город не пропускали крестьян и безработных бродяг, но перед помещичьими и купеческими повозками кордон расступался, и они следовали без задержки.
Озабоченная Марика терпеливо стояла, прислушиваясь ко всё возраставшему ропоту. Вновь прибывавшие крестьяне, ещё не истомлённые длительным ожиданием, вступали в перебранку со стражниками, получившими подкрепление. На заставу прибыл внушительный отряд богемского полка, расквартированного в Пеште.
Стражники от объяснений уклонялись: им ничего не известно, начальство не велело пускать в город. Но богемцы оказались словоохотливее.
Никто не знал, был ли получен приказ из города или дело решили предусмотрительные офицеры охраны, но заслон был вдруг снят.
Вслед за обозами двинулись в город и пешие.
Столица встретила Марику очень шумно. Повсюду шли толпы людей. Люди громко разговаривали, спорили… Но Марика ничему не изумлялась: ни бурлящему городу, ни большим зданиям, ни городским лавкам. Её глаза, не замечая всего этого, скользили по лицам прохожих, искали среди них родные черты. Усталый взгляд вдруг оживится на миг, но тотчас потухнет, снова и снова обманутый сходством широких юношеских плеч или знакомой посадкой головы. На проспекте Юллёи, около большого дома, Марике пришлось остановиться. Здесь собралась толпа, и, как можно было понять из взволнованных разговоров, кого-то ждали.
Не переставая лил дождь, но толпа не уменьшалась, а всё возрастала.
Марика стала расспрашивать, по какому поводу здесь скопился народ, чего дожидается. Однако ответы ничуть не рассеяли её недоумения.
— Печатают «Двенадцать пунктов свободы», — пояснили ей.
— Чему радуется народ-то, вот что скажи, хороший мой! — просительно тронула Марика бородатого маляра, не смывшего с лица пятна белил.
— Чему радуются? — Маляр искал подходящего выражения. — Ну, коротко сказать, в том суть, что печатаются эти самые пункты без дозволения начальства. Шандор Петёфи нынче сам себе цензура. Одним словом, свобода! Понятно тебе, тётушка?
Ничего не поняла Марика, но почувствовала, что за неясными словами скрывается какой-то важный, ей недоступный смысл. Оттого ещё горестнее ей показалось одиночество среди этого моря людей, которым нет дела до забот. Как найти сына? Как отыскать песчинку в необъятной пустыне? И вдруг ей почудилось, что в толпе, промелькнул Янош. Она рванулась вслед ему, но тут всё кругом пришло в движение, ещё плотнее стала стена людей у здания типографии.
На балконе появился Пал Вашвари. Он снял шляпу и высоко поднял её над головой:
— Братья! Обнажим наши головы: в это величественное мгновение рождается венгерская свобода. С типографского станка сходят листы, напечатанные без цензуры. С этой минуты цензуры больше нет. Печать свободна!
Толпа встретила это сообщение бурными рукоплесканиями.
— Нас спрашивают, — продолжал Вашвари, — почему мы начали с освобождения печати, когда миллионы голодных людей скованы цепями рабства. Да потому, что хозяева Австрии больше всего боятся свободной печати, яростно преследуют каждое свободное слово. Они боятся, что печать раскроет секрет угнетения, которым в совершенстве владеет австрийское правительство. Политический лозунг Австрии — «Разделяй и властвуй!» Поэтому она с такой заботливостью раздувает вражду между отдельными народами, населяющими империю, используя одни народы для подавления других. Австрия будет сильна только до тех пор, пока народы не разгадали этой тайны, пока они не поняли, для чего сделали их братоубийцами. Только свободная печать сможет раскрыть народам эту тайну!.. Мы все братские национальности. Поодиночке мы слабы, но, объединившись, станем сильными, могучими, несокрушимыми. Если мадьярский, итальянский, чешский, польский и австрийский народы объединятся, то хотел бы я знать, кого пошлют против них венские правители! Если народы братски обнимут друг друга, то хотел бы я посмотреть на власть, которая сумеет их унизить, сломать! Да здравствует братство между народами!