Разгневанная земля
Шрифт:
— Вы благородный человек, господин Кошут, и я принимаю ваши заботы с глубокой признательностью. Я верю, что мы ещё встретимся и, несмотря на разногласия, останемся в одном стане.
— И я не сомневаюсь, — ответил Кошут, дружески улыбаясь, — вот почему я стараюсь уберечь вас от врагов. Не слова, не философские рассуждения, а сама жизнь заставит нас пойти на сближение. И не всё ли равно, кто сделает первый шаг…
Танчич с нескрываемым волнением крепко пожал руку Кошуту.
Когда совсем стемнело и на улицах
Из второго этажа кто-то выглянул. Вслед за тем опустили штору.
В кабинете Кошута, прощаясь, Танчич говорил:
— Самое главное — поверить в свой народ, в то, что Венгрия может твёрдо стоять на собственных ногах. Тогда-то и появится решимость бороться за её освобождение любой ценой. Дай вам бог поскорее порвать с тем дворянами, которые упорно цепляются за юбку Австрии. Они страшатся остаться с глазу на глаз с собственным народом. С этими людьми нашей родине не обрести независимости. Добровольно они никогда не согласятся освободить народ от оков… знаю, вы не хотите кровопролития! Кто же его хочет? И хирург, отрезающий гангренозную руку, не желал бы крови, однако лучше потерять руку, но спасти жизнь… Я уверен, вы на это решитесь, и тогда за вами пойдёт весь народ. Прощайте желаю успеха и ещё раз благодарю за горячее участие ко мне и моей семье!
Вернувшись домой после невесёлых проводов мужа, Тереза Танчич улеглась в постель, но долго не могла заснуть.
«Опять разлука, неизвестность… Когда свидимся вновь и при каких обстоятельствах? Только бы Жужуна перенесла это новое испытание! Она так любит отца… Только бы он остался на свободе и миновали эти страшные дни!»
Жужуна ровно дышала во сне, и это успокоило Терезу. Трудная жизнь, выпавшая на долю жены Танчича, научила её бесстрашно глядеть в глаза суровой действительности. Тишина вокруг вселяла надежду, что на этот раз всё обойдётся благополучно и что опасения Кошута преувеличены. С этой мыслью она начала засыпать.
Но едва только Тереза смежила глаза, как услышала стук у входной двери. Сон как рукой сняло. У Терезы не было сомнений, кто и зачем пришёл. Правда, на одно лишь короткое мгновение у неё мелькнула мысль, что, может быть, вернулся муж.
В дверном проёме стояли перед Терезой трое полицейских.
— Что вам надо? — спросила она громко, откинув назад седеющую голову.
— Не шумите, сударыня, — сказал вкрадчиво один из полицейских. — Зачем привлекать внимание соседей? Ни вам, ни нам от этого не будет легче… Нам нужен Михай Танчич.
«Ах, так! Вы не хотите шума — тем лучше!» — подумала Тереза. Упрямая складка прорезала её лоб.
— Мужа нет дома! — крикнула она громко. — Но почему вы пришли среди ночи в дом, где живут честные люди? Мой муж никогда никому не причинял зла! Зачем вы пришли за ним? Разве он кого ограбил, убил? — Голос Терезы становился всё громче и пронзительнее.
Полицейские, не слушая Терезу, кинулись прямо в комнату, где стоял рабочий стол Танчича.
Тереза хотела преградить им дорогу, но услыхала испуганный голос Жужуны.
— Мама! Мама! — с плачем звала девочка.
Оставив
— Ты дочь Михая Танчича, помни!
В предрассветном полумраке Жужуна не заметила что губы у матери пересохли и побледнели.
— Да, мама, — произнесла девочка, с удивлением глядя на книгу, которую Тереза держала в руках.
— Спрячь под одеяло папину книжку. Тебя никто не тронет!
— Да, мама, — сказала девочка, потом тихо добавила: — Я не боюсь.
Обыскав полки, шкафы, перерыв книги и бумаги в ящиках письменного стола и не найдя нигде рукописи, которую искали, полицейские направились в спальню.
Мертвенно-бледная Жужуна лежала на спине. Ей было неудобно. Всем своим телом девочка ощущала книгу отца, корешок которой врезался в её исхудавшую спину. Её высохшие, тонкие руки покоились поверх одеяла. Тереза стояла у постели, как часовой, охраняющий заветный вход.
Когда полицейские вошли в комнату, она обменялась с дочерью взглядом. Ресницы девочки чуть зашевелились, как будто она хотела подтвердить матери: «Я не боюсь».
Тереза распахнула окно и громко заговорила:
— Вы гонитесь, как ищейки, по следам Михая Танчича, а теперь мучаете ещё и его дочь! Так радуйтесь: вот уже пять месяцев она прикована к постели жестокой болезнью… Что вам здесь надо?
Тереза почти кричала. В соседних квартирах застучали ставни, открылись окна.
— Нет… Нет… — бормотали забеспокоившиеся полицейские, отступая перед разъярённой матерью. — Нам не нужна ваша дочь. Скажите только, где господин Танчич, и мы уйдём… Да закройте же окно! Зачем привлекать всеобщее внимание!
— Вы хотите знать, где мой муж? Извольте. Я дам вам его адрес. С мешком за плечами шагает он по нашей несчастной земле, слушает горестные песни, что поют венгерские женщины, запоминает слова жалоб, что срываются с губ измученных барщиной крестьян!.. Он всюду, где слышен стон измученного венгерского народа…
— Эта женщина своим криком соберёт весь город, а толку от неё не добьёмся… Идём! — шепнул старший полицейский двум другим.
Когда за ними закрылась дверь, Тереза бросилась к дочери.
— Бьётся? — скрывая за улыбкой тревогу, спросила она и приложила руку к сердцу Жужуны.
— Бьётся! Но я не боялась, мама!
Жужуна обвила исхудавшими руками шею матери.
Глава четвёртая
«Журавлиные поля»
Октябрь 1846 года не баловал жителей Альфёльда [7] хорошей погодой. Однако день, когда граф Пал Фения предпринял путешествие в своё поместье «Журавлиные поля», выдался ясный и солнечный. С полей доносился тонкий аромат осенних полевых цветов и трав, а деревья дружно шелестели густыми ветвями, ещё не потерявшими разноцветного лиственного убора.
7
Альфёльд — обширная низменность в долине реки Тиссы.