Шрифт:
Сергей Тюньков
Да будет, мужики, ваш труд благословен
Да будет, мужики, ваш труд благословен,
Да будут ненапрасными старанья.
И слезут пусть они, кто вам на шею сел,
И пашут вместе с вами в назиданье.
Да будут на полях обильные хлеба
Расти под ясным солнцем вам в угоду,
И пусть пошлют в страду скупые небеса
Земле родной хорошую погоду.
Пусть
И будете, вы, светлыми душой.
И любящими взглянете глазами,
На этот мир прекрасный и родной.
И выйдете вы вновь в широкие поля,
Когда горят сады, в цветущем мае.
И встретит вас земля, кормилица земля,
Как верных и единственных хозяев.
1985 г.
Когда отец пришёл с войны
Я помню хорошо тот день,
Когда отец пришёл с войны.
В крапиве небольшой плетень,
Едва отцветшие сады.
И радостная шла молва:
«Победа! И конец войне!»
А я не понимал тогда
Всех этих слов, казалось мне,
Победой – женщина была.
На мой вопрос: «Когда и мы
Победу встретим у себя?»
Мать отвечала мне тогда:
«Когда отец придёт с войны».
И долгожданный день настал.
Открылась дверь во двор родной,
Передо мной солдат стоял:
Большой, суровый и чужой.
Меня он на руки поднял,
Шинель с мешком повесил на кол,
И крепко мать мою обнял.
Я был смущён – солдат тот плакал.
Рассказ старушки
Аэропорт кишит народом,
Задерживается самолет.
И вижу от большого входа
К кассам женщина идёт.
Ногами чуть перебирая,
Торопится, согнулась вся,
К груди конвертик прижимает,
Заметно, как дрожит рука.
Глаза наполнены слезами,
В морщинах бледное лицо.
С большой, запорошённой шали
Снег падает на пальто.
Старушка подошла и села.
Тихим голосом она,
Спросила время у соседа,
В покое вдруг застыла вся.
Проходит полчаса уже,
Среди людей растет волненье.
Пробило три, и смотрят все,
Лишь на часы. Вдруг объявленье:
«Самолет в полёте наш,
До посадки ровно час,
Кому нужно сдать багаж…»
И рухнуло напряженье.
Подошёл солдатик бравый,
Взглянула бабка на него:
«Вот
В Великую погиб ещё.
И муж погиб. В две страшных ночки,
Две похороночки пришло.
Осталась в Ленинграде с дочкой,
Но потеряла и её».
Соседу вроде б говорила
Старушка о судьбе своей,
Однако ж многих обратила
Внимание к себе, и ей
Становилось всё теплее,
Спокойнее среди людей.
«Да так тогда и жили,
Был страшным город Ленинград,
И годы страшны те лихие,
Был корке хлеба каждый рад.
Откуда там уж взяться силе,
Но всё же не сломил нас враг.
Как похоронки получила,
Слегла в больницу сразу я.
А дочка маленькая – Нина,
Эвакуирована была.
Неделю я в бреду лежала,
Совсем не помнила себя,
А как немного лучше стало,
Осталась там, как медсестра.
Про Нину ничего не знала,
Потом сказали – умерла».
И крупная её слеза
Из светлых, старых глаз упала
На тот конверт, что был в руке,
Что так любовно прижимала
К груди своей. Молчали все.
Старушка тоже замолчала.
И все, кто слушали её:
Сосед, курносая девчонка,
И женщина, дитя своё,
К себе так нежно прижимая,
Хотели будто бы одно,
Узнать, что это за письмо,
Что бережно она держала.
Потом старушка продолжала.
«И эту смерть пережила.
Немного привыкать я стала,
А то, что Ниночка жива,
До сей поры ещё не знала.
Но вот в начале декабря
Пришла мне, старой, телеграмма.
Оказалось, что она
Каким-то образом узнала,
И наконец нашла меня.
Приехать к празднику сама
В письме потом мне обещала.
Но получила вот вчера».
И тут она вдруг зарыдала.
Её дрожащая рука
Конверт измятый приоткрыла,
Листок достала, и старушка
Прочесть письмо мне предложила.
Письмо
«Здравствуй, милая моя,
Мамочка моя родная!
Прости, приехать не смогла,
К празднику лежу больная.
Ты не волнуйся, всё в порядке,
Уж осмотрели все врачи.
Глотаю только вот таблетки,
Да вспоминаю наши дни.
Муж мой в отпуске сейчас,
Хозяйничают с сыном дома!
Всё хорошо, в общем, у нас,
Вот приболела только снова.
Помнишь сорок первый, мама,
Как мы встречали новый год?
Тогда нарочно я упала
В мягкий и большой сугроб.
А Коля с папой тебя взяли
И тоже бросили ко мне,
Как после вместе мы бежали,