Разговор с незнакомкой
Шрифт:
Возка усердно выполнял приказания командира. Сережка вел наблюдение. Вдруг Вовка вскрикнул:
— Смотри-ка, Сереж!
— К командиру обращаются по званию. Понял? — сердитым шепотом, не оборачиваясь, внушал Сережка. — И не ори. Мы в засаде… — Он хотел добавить еще что-то и вдруг замер, обернувшись. В руках у Вовки была настоящая граната. Он понял это сразу, хотя гранаты видел только в кино. «Лимонка» была облеплена землей, сквозь которую проступал рифленый корпус в коричневых пятнах ржавчины.
— Настоящая! — обрадовался Сережка. — Ну, теперь они нас не возьмут.
Сверху
— Приготовиться! — скомандовал командир. — Нас окружают.
А сверху уже кричали:
— Хунта, сдавайся!
— Гранаты к бою! — приказал Сережка. — Мы патриоты, а не хунта! — он подтолкнул Вовку. — Давай-давай, я поддержу тебя пулеметом…
Вовка замахнулся, но рука сама застыла в воздухе. Очень уж жаль было расставаться с настоящей гранатой.
— Бросай! — настойчиво повторил приказ Сережка.
И Вовка выскочил из «блиндажа». Три автомата сразу же взяли его на прицел.
— Сдавайтесь! — что было силы крикнул Вовка и, высоко подняв руку с гранатой, бросился вперед.
Граната потрясла ребят. Забыв обо всем, они окружили Вовку.
— Брат, что ли, привез?
— Не-а, — загадочно ухмыльнулся Вовка.
— Где взял?
— Военная тайна…
А позади уже стоял Сережка.
— Дай сюда! — потребовал он гранату.
— Не дам. Это же я нашел…
— Я — командир! — Он схватил Вовку за руку.
— Пусти-и! — рванулся Вовка.
Пытаясь отобрать гранату, Сережка выворачивал ему руку. Вовка вырывался. Упав, они барахтались в траве. Наконец Вовка выскользнул и побежал вдоль берега. Потом стал подниматься вверх, к домам. Он уже чувствовал за спиной Сережкино дыхание. Вот-вот он схватит его за рубашку, и тогда уже не вырваться.
Вовка выдохся. У него закололо, заныло где-то в боку. Он почувствовал, что бежать больше не в силах, и решил уже покориться судьбе, но вдруг увидел возле крайней избы отца. И бросился к нему.
Отец стоял в окружении мужчин. В его руках был крупный подлещик. На земле лежали удочки. Рассказывая что-то смешное, отец жестикулировал. Все громко смеялись. У открытого окна сидела женщина и, подперев руками подбородок, улыбаясь, слушала балагуров.
— Папка! — вскрикнул подлетевший Вовка. В голосе его стояли слезы. — Это я нашел, я! — Он протянул зажатую в кулаке гранату и… выдернул чеку.
Отец замер в оцепенении. Прямо перед ним стоял Вовка и протягивал гранату без чеки… Сейчас он разожмет пальцы и…
В один миг громадные ладони отца сдавили Вовкины руки. Люди затаили дыхание. Под ногами в пыли дернулась и замерла большая рыбина, судорожно хватая ртом воздух. Струйки пота стекали по бледному лицу отца, ледяными бороздками скрываясь под рубахой. Вовка коротко всхлипнул и затих. Все застыли, боясь пошевелиться. И только женщина на мгновение скрылась за окном и вскоре появилась на улице. На нее замахали руками.
— Мужики… — ее шепот прорезал тишину криком. — У Клавки Петрухиной сын вернулся. Сама видела, шел задами от пристани…
В комнате празднично пахло свежим тестом, ванилью. На столе, возле окна, накрытый мохнатым полотенцем, лежал пирог. На подоконнике примостился рыжий кот. Он шевелил усами и маслеными глазами
Громкий стук в окно спугнул кота. Он прыгнул прямо под ноги женщине. Споткнувшись, она шагнула к окну. А выглянув, бросилась в сени.
— Петровна, где Шурик? Шурка где? Слышь, Петровна?!
— Тише ты. Окаянная! Разбудишь… На зорьке пришел, — осадила ее хозяйка.
— Беда, Петровна! Беда-а! У мальчишки Федькиного граната заряженная… Там… там мужики возле хаты моей. Взорвет он всех!.. — женщина рвалась через порог в комнату.
Побледневшая хозяйка загородила вход.
— Куда ты… куда? Погоди… — отталкивала она женщину. — Не пущу!
Сильные руки бережно обняли ее, мягко отстранив от двери:
— Успокойся, мама. Я уже не сплю…
— Не пущу-у! — вдруг пронзительно вскрикнула женщина.
В голубой майке, с растрепанной шевелюрой, розовый со сна, он был намного выше матери. Мать повисла на его руках. Вырвавшись, он исчез за дверью, а вслед ему неслось надрывное:
— Шура-а-а-а!
Около дома все еще стояли люди. Они стояли небольшими группами и у других домов.
Медленно, не дыша, Александр освобождал руки Вовкиного отца. Он чувствовал дрожь его сведенных пальцев… Наконец он принялся по одному разжимать побелевшие пальцы мальчика. Широко раскрытые глаза Вовки застыли в немом ожидании.
Ощутив в своей ладони влажный нагретый металл, Александр боком легонько оттолкнул мальчика от себя и медленно, широко переставляя ноги, пошел, пошел от людей, пока не скрылся за домом. Там, зеленея ровными нитями грядок, начинались огороды. Молодые всходы резко выделялись на фоне прошлогодней ботвы, бурьяна, окаймляющих древние, обвалившиеся траншеи и воронки.
Рассыпалось и постепенно затихло эхо взрыва. И наступила тишина, густая, обостренная.
Уже чуть привыкнув к тишине, все обернулись разом и увидели женщину. Она шла от дороги. Шла тихо, едва переставляя ноги по земле, точно по битому стеклу шла, неся перед собой вытянутые руки, как в темноте, на ощупь. Седая прядь волос упала ей на лицо, она не обращала внимание и все шла, шла как каменное изваяние. Так обогнув людей, она и завернула за угол дома. И тогда все цепочкой потянулись за ней.