Разговор с незнакомкой
Шрифт:
«Ну вот, еще каких-нибудь полтора-два десятка минут», — подумал Андрей. И ему вдруг показалось, что когда-то уже все это было: и завывание обжигающего лицо ветра, и скользкая санная дорога, отзывающаяся под полозьями скрипом, как плохо подогнанные половицы в деревенском доме, и этот полет куда-то во тьму, в неизвестность, в бездну…
«Да, да… конечно же, было. В последнюю школьную зиму отец брал его в Петергоф к друзьям. Провожали масленицу. И была тройка с бубенчиками, и колючий снег, и лес у горизонта… А в санках, рядом с ним, девушка
— Товарищ лейтенант, фашисты! — Закиров, привстав на санях, со свистом размахивал над головой намотанной на кулак длинной вожжой. Но лошади несли и без этого.
Андрей увидел их, бежавших с насыпи наперерез саням. Немцев было около десятка.
— Гони, Закиров, гони! — Андрей нащупал под полушубком конверт. До немцев оставалось метров сорок. Гулко ударила сверху автоматная очередь. Лошади шарахнулись в сторону. Сержант Кошелев едва не вылетел из саней, выронив на дорогу белый флаг, и тут же выхватил из-под охапки сена гранату.
— Отставить, Кошелев!
— Прорвемся, товарищ капитан. Я пару прихватил…
Андрей резким движением вырвал у сержанта гранату, сунул ее под сиденье.
Снова ударила автоматная очередь, теперь уже сзади.
— Влево, Закиров, влево! Под мост давай!
Сани проскочили под мостом, и Андрей сразу же увидел возле железнодорожной будки группу немцев.
«Ну, вот и приехали… Нескладно, однако, получилось с флагом. А здорово окопались, гады. Ледяной вал — что твой кремль вырос! Конечно, им было не до окопов, почти вечная мерзлота…»
— Хальт! Хальт!
Немцы окружили сани тесным кольцом. Кошелева и Закирова стащили с повозки, заломили им руки. Андрей соскочил с саней сам, поискал глазами офицера. К нему бросился огромный, словно статуя на стадионе, обер-фельдфебель.
«Вот тебе и мадьяры…» Андрей попытался жестом остановить гиганта фашиста. Намерения того были не двусмысленны.
— Я привез важный пакет на имя вашего командования, — громко и повелительно сказал он по-немецки. — И прошу меня проводить!
Обер-фельдфебель, что-то про себя сообразив, протянул руку.
— Гебен зи мир! — потребовал он и добавил, что сам передаст пакет, а русские пусть подождут здесь.
— Я не могу этого сделать, у меня другие полномочия, — стараясь быть как можно спокойнее, ответил Андрей. — Я должен встретиться с представителями немецкого штаба.
Обер-фельдфебель, чуть помедлив, прошел к железнодорожной будке. И Андрей услышал, как он кричал в трубку полевого телефона, докладывал о прибытии русских парламентеров.
И вот опять приближается этот детина с заиндевевшими бровями и рыжей щетиной на щеках. Андрей почувствовал, как между лопаток потекла медленная ледяная струйка, и подумал о «вальтере». «Сейчас, конечно, обыщут…»
Обер-фельдфебель сказал что-то негромко солдатам, державшим Кошелева и Закирова, и те, подталкивая их сзади прикладами, повели в сторону от будки, к полуразрушенному помещению, напоминающему угольный или дровяной
Глаза Андрею повязали темной тряпицей и взяли под руки. В нос сразу же неприятно ударило запахом эрзац-табака и резкого пряного одеколона. Шагать пришлось через канавы и колдобины, о которых его вежливо предупреждали спутники, однако стоило едва замедлить шаг, в спину довольно решительно упирался ствол автомата.
«Если «вальтер» не отберут и в дальнейшем…»
— В каком звании пребывает господин офицер? — с ехидной усмешкой спросил грузно топающий справа обер-фельдфебель.
Андрею пришлось ответить.
— Гут. Зер гут, — все в том же тоне пробурчал немец.
«Если они его не отберут, то все это — еще полбеды. По крайней мере, в качестве «языка» выступать не придется…»
Андрея потянули за руку влево, и он почувствовал под ногами крутые скользкие ступени, ведущие, очевидно, в подвал. Сознание судорожно отсчитывало эти ступени. «Четвертая, пятая… семь…» Дальше гулкий цементный пол. «Тум-тум-тум-тум!» — стучат справа и сзади тяжелые сапоги. И, как в детстве, мозг вдруг отыскивает какое-то созвучное слышимому слово или фразу.
«Да что же это за чертовщина!» — Андрей никакие мог себя сосредоточить на мысли, что остались лишь считанные мгновенья, а потом уж пойдут секунды, от которых будет зависеть все, в том числе и его жизнь.
Его втолкнули в залитое ярким светом помещение. Это он почувствовал даже через повязку, слегка сбившуюся у угла правого глаза. Повязку сдернули. За широким столом сидели несколько офицеров. В стороне, возле ящиков полевых телефонов суетились связисты. Все были в белых маскхалатах.
У торца стола сидел полный седовласый полковник. Его погон не было видно, но Андрей легко определил его титул — к нему обращались по званию.
Полковник встретил Андрея долгим изучающим взглядом.
— Ну… с чем пожаловали? — наконец спросил он высоким, хорошо поставленным голосом.
Кажется, именно это и подействовало на Андрея отрезвляюще. Уверенно он подошел к столу и протянул полковнику пакет. Тот взял его, как берут несвежий носовой платок, за уголок двумя пальцами и, увидев, что надпись на конверте сделана по-венгерски, брезгливо отбросил в сторону.
— Сообщите содержание письма, — приказал он, снимая с переносицы пенсне в тонкой золоченой оправе.
— В нем обращение генерала Штомма к венграм и немцам, окруженным здесь, полковник. Генерал призывает капитулировать. Советское командование уполномочило меня передать вам, что русские не хотят напрасного кровопролития. Всем, сдавшимся добровольно, будет сохранена жизнь, обеспечена медицинская помощь и питание… — Андрей посмотрел на часы. — В вашем распоряжении около трех часов, в двенадцать ноль-ноль заговорят наши «катюши».
— Генуг! — резко остановил Андрея полковник, поднимаясь из-за стола. — Соедините с генералом! — бросил он, подойдя к связистам, и через считанные секунды уже говорил в трубку: