Разговорчики в строю № 3. Лучшее за 5 лет.
Шрифт:
Обратно ехал по посёлку и напоролся-таки на засаду.
– Что, опять гружёный?
Я молча кивнул, капитан зачем-то постучал своим жезлом по отполированному траку, повернулся ко мне спиной и махнул рукой в сторону синеющих сопок. Жизнь моя начала наполнятся новым смыслом. Главное было проскочить эти двести метров от речки до складов. Проскочу – обратно еду спокойно. Не проскочу – посажу наших на голодный паек. Тут капитан сожрёт, там – толпа голодных шахтёров. Дуализм! Единство и борьба противоположностей! Диалектика однако!!!
Однажды, только я выскочил из тундры на трассу,
В другой раз в сумерках напоролся на капитана перед самыми складами. Успел увидеть его, стоящего возле своего ГАЗика. Я крутнул на месте на 180 градусов, дал полный газ, высунулся в люк и убедился, что капитан припустил следом. Перед речкой был спуск. Подумал, что капитан за перегибом дороги на несколько секунд потеряет меня из виду, погасил фары и нырнул в переулок, идущий вдоль речки. Но переулок оказался перегороженным строящейся теплотрассой, пришлось развернуться и убедиться, что капитан меня по-прежнему имел в виду. Рванув фрикцион, проделав ворота в каком-то заборе, я плюхнулся в спасительную речку.
В этих заботах прошло полгода. Однажды у себя в тундре, закончив ремонтные дела, я не нашёл на привычном месте своего дома. Верней, дом ещё стоял, но уже слегка горел. Деревянные дома в 55 градусов мороза горят быстро и красиво. В доме остались все документы.
Человек без паспорта, Михаил Самюэлевич, не жил в погранзоне. А мне пришлось брать справку от пожарников, ехать в Анадырь восстанавливать документы. Военный билет выдали через 15 минут. Паспорт через месяц. А за правами я поплёлся к капитану Новикову.
Обманув мои ожидания, капитан не выхватил ПМ и не пристрелил меня на месте, к чему я был вполне готов. Немало подивившись этому и не найдя объяснения столь странному капитанскому поведению, я показал капитану справку. Капитан сотворил запрос о моем личном деле на материк, в ту ГАИ, где я получал права. В те времена личные дела хранились так.
– Месяца через четыре, может, пять, придёт ответ, будешь ловить комиссию из Магадана, прилетает раз в два-три месяца на денёк.
Я поблагодарил и растворился.
Комиссию я ловил полтора года. Всё это время, работая без прав, проезжая по посёлку на гусеницах и на колёсах и встречая капитана, я сбрасывал газ и внимательно смотрел на него. Капитан заинтересованно разглядывал идущую за мной или передо мной машину, а в отсутствие таковой – кончики своих сапог или считал полоски на жезле.
Недавно права, которые мне в 1978 году вручил капитан Новиков, пришлось поменять. На новые, международные.
Где ты, капитан?
Solist Фирн
Сердце колотится, будто включённый секундомер тикает.
Да я бабу так крепко никогда не обнимал, как обнимаю этот снежный склон с ледяной фирновой коркой! Боже, как я к нему прижимался! И, тем не менее, скользил. Сначала, как упал, – быстро, потом когда сгруппировался, распластался, прижался, вцепился в него ногтями – все медленней, медленней… Вот и остановился.
Снежный язык свешивается с уступа над рекой. Не могу повернуть голову, чтобы посмотреть вниз, да мне и не надо. Я и так знаю, что там. Вчера вечером в прицел рассмотрел. И склон этот долбаный, и обломки скал внизу, и мраморно-серые потоки воды, о них дробящиеся. Все рассмотрел. И решил поутру проскочить, пока склон в тени. Умник, бля.
Из-под сорванных ногтей, чудом зацепившихся за крохотную трещинку в ледяном панцире, сочится кровь. И розоватыми разводами сползает ниже. Сколько прошло времени, не знаю. Розовые ручейки добрались до лица. Пальцы начали неметь от холода, он заползает даже под куртку, стынут запястья, ободранные об лёд колени.
Надо что-то предпринять, но ничего не приходит в голову. Можно было бы попробовать пробить фирн ударом тяжёлого ботинка, но чувствую – не смогу. Ледяная шершавая корка слишком толстая, прочная, особенно здесь, на конце «карниза». Попытайся я просто приподнять ногу, и хрупкое равновесие сил трения и силы тяжести нарушится. А так я даже носком ботинка не достаю до снега. Ноги ниже коленей висят над пустотой.
Пот пробивает, ползёт по позвоночнику, прёт изо всех пор, стекает вниз, стынет. Я уже весь мокрый. Изнутри пот, снаружи тающий лёд, – я намокну и стану тяжелее, соскользну. Интересно, а если одежда примёрзнет? Нет, вряд ли. Надо бы сбросить РД, [149] но как это сделать?
В голове жар. Ну, заболеть у меня едва ли получится, учитывая ситуацию. Лбом горячим ко льду: мелочь, а приятно. Вот они, прямо перед глазами, смёрзшиеся кристаллики воды. Вся поверхность – из спрессованных смёрзшихся градинок. Утренним солнцем подсвеченные, блестят, переливаются, тают от моего дыхания… Та-ак, так-так-так-так. Осторожно, стараясь ни на микрон не оторваться от поверхности (попробуйте на досуге, кому интересно), поворачиваю голову. В горле комок. Губы касаются льдинок, с чувством, близким с тем, с каким когда-то первый раз коснулся губами щеки любимой девушки, дышу на них. Тают, суки, тают!
149
РД – ранец десантника.