Разговорчики в строю. Лучшее за 2008-2009 годы

Крюков Михаил Григорьевич

Выяснилось, что это новый лётчик в самолётный отряд в звании аж целого мамлея, ибо окончил Серёга одно из средних лётных училищ гражданской авиации. Впрочем, сам Ляпа (прозвище как-то само собой образовалось и накрепко к Серёге прилипло) говорил про этот факт не «закончил», а «кончил». После чего попал «на эту конченную Чукотку». Папа его был не то сослуживцем, не то соседом по гаражу, не то однокашником командующего Авиацией ФПС (слухи разные ходили) и отправил непутёвого сынка на перевоспитание в самый дальний, самый медвежий угол, какой только смог отыскать на карте страны с учётом сыновней специальности.

Насколько я помню, в тот период самолётный отряд нашей славной эскадрильи остался без начальника, а в ожидании нового назначения самолётчиками руководил мой любимый командир, майор Пасеков Георгий Георгиевич. Он по старой привычке сходу взял молодого «лийтинанта» в оборот, чтобы тот не расслаблялся после училища. Но Серёга во-первых, был сачок опытный, а во-вторых, после окончания лётной

бурсы уже успел всласть порасслабляться и войти во вкус этого, прежде чем папа напряг его трудоустройством в Авиацию погранвойск. Но на первый раз всё выглядело вполне прилично. Георгич рисовал на бумажке молодому пилоту план подготовки и сдачи зачётов на допуск к полётам, а молодой пилот с энтузиазмом кивал головой. После этого Ляпу отправили «на холостячку» (бессменный адрес д. 6 кв. 14), где у Серёги и случился первый запой, вызванный переоценкой своих сил при вливании в коллектив. Был выдран, высушен, выпорот перед строем, словом, «приведён в горизонт». Поскольку выпускался Серёга на Ан-2, времени на освоение новой техники – Ан-26 – ему выделили гораздо более чем нам в своё время. Не то месяц, не то полтора. Серёга с чувством и с толком использовал отведённый ему для учёбы период. В неслужебное время он продолжал вливаться в коллектив, быстро став «своим парнем» во всех подразделениях эскадрильи, а днём спал. И то и другое он делал со вкусом и тщательно. Поскольку не являться на службу больше не получалось, рабочее время он проводил в классе предварительной подготовки в штабе эскадрильи, облюбовав себе место у батареи. В этом классе частенько устраивались различные занятия, совещания, читки приказов, лётно-практические конференции и пр. военно-бюрократические мероприятия разной степени массовости. Там же обычно под наблюдением начштаба и зама по лётной молодые пилоты, не занятые в полётах, писали всякие штабные портянки типа планов занятий, плановых таблиц полётов, рисовали карты и т.п. Поэтому врываться в этот класс с разлёту могли себе позволить офицеры от капитана и выше. Прочие же сначала робко засовывали голову и, в случае отсутствия опасности, просачивались окончательно. Теперь же всех, входящих в класс встречало неизменное Серёгино язвительное замечание с третьей парты в дальнем ряду: «Что вы там под дверью мнётесь, у вас что, нет языка постучаться?» Вообще таких «военных» фраз Ляпа знал много и обильно уснащал ими свою речь. Любимым же сочетанием слов было «спирт-ректификат гидролизный». Попробуйте произнести его неторопливо, со вкусом, с паузами после каждого слова и сделать ироническое ударение на слове «гидролизный», приподняв брови в начале этого слова и растягивая гласные буквы. Получилось? Вы только что получили представление о Ляпиной речи. Вообще Серёга тонко издевался над всеми военными особенностями нашей работы и быта, благо язык был подвешен надёжно и имел 6 степеней свободы, как в кардановом подвесе гирокомпаса. Правда, ввиду хлипкости телосложения ко 2-му, 3-му стакану число степеней свободы языка уменьшалось вплоть до заклинивания, но мычал Ляпа при этом тоже выразительно.

К истечению поставленного срока выяснилось, что новый пилот приобрёл шикарный спектр обрывков знаний, не владея ни одним предметом в достаточной степени для сдачи зачёта. Хуже всех обстояли дела с «Инструкцией экипажу самолёта Ан-26», она же РЛЭ (Руководство по лётной эксплуатации), но и инструкцию полётов в районе аэродрома, район полётов, метеокод, инструкцию по выживанию, лётные документы Серёга не знал столь же качественно. Лучше всего дело было с радиообменом, но он погоды не делал… Пришлось назначать новые сроки. Попытка приневолить Ляпу на изучение документов путём постановки в наряд в режиме «через день на ремень», чтоб он взвыл и начал рваться в небо, закончилась ничем. Никакие виды нарядов, кроме помдежа по части Серёге не давались, да и помдежем он был весьма условным, научившись только обращаться с телефонным пультом, а выдача ему оружия была категорически запрещена начальником штаба. К службе в наряде Серёга относился с тем же здоровым пофигизмом, заражая им и без того борзых эскадрильских бойцов. Пугнуть его уменьшением денежного содержания тоже не получалось – никаких надбавок, коих его можно было лишить, Ляпа ещё не заработал. Как говорится, упс…

Установку же должностного «вилочного» оклада на минимум он пережил легко, ему как прошлого оклада, так и нового хватало только до середины месяца. А будет границей нищеты 15-е или 16-е число, уже не суть важно. После получения зряплаты и пайка Серёга щедро кейфовал, тратя деньги только на водку и пиво, а закусь брал из пайка. Первыми сжирались консервы и лук, потом приходила очередь мяса и овощей (небольшой трабл – их приходилось готовить), и к середине месяца оставались только крупы и мука. Путём недолгих тренировок Серёга установил такой режим потребления материальных средств, что деньги и закусь заканчивались практически одновременно. После этого он на жалкие крохи денежных средств покупал в военторге дешёвую «бич-пасту» (кабачковую икру) и всякие сухари/сушки/баранки. Тем и жил, а спиртным его худо-бедно снабжали многочисленные приятели.

Однажды (уже переселившись на другую «холостячку»), Серёга от скуки завёл кота. Тощего, рыжего, вечно шхерящегося от внимания

хозяина и его гостей по углам и нычкам квартиры. И уже через пару месяцев Серегины гости взахлёб наслаждались аттракционом, когда кот, урча от наслаждения, уплетал за обе щеки баранки и бич-пасту.

К своему положению Ляпа относился с тем же юмором, иронией и пофигизмом, что и к остальной окружающей действительности, всегда готов был поддержать компанию (не только по части выпить, но и помочь в чём-то в пределах своей некомпетентности), рассказать анекдот и вытащить из загашников пару-тройку очередных «армейских фраз». Георгич рвал на себе волосы, стращал Серёгу, жаловался командованию, которое неизменно с сожалением пожимало плечами: «Ваш подчинённый – воспитывайте».

Но кривые постепенного повышения Ляпиных знаний и снижения уровня требований к нему при сдаче зачётов однажды все же сошлись, и Серёга получил допуск к полётам. На короткой правацкой вывозной программе он техникой пилотирования тоже не блеснул, но включение/выключение отбора и ПОС ему доверить можно было. («Отбор» – отбор воздуха от двигателей в систему кондиционирования самолёта. По старому – «наддув», ибо герметичность самолёта достигается за счёт того, что его непрерывно накачивают воздухом изнутри, поддерживая параметры давления и температуры воздуха, пригодные для пассажиров. ПОС – противообледенительная система самолёта, состоит из нескольких подсистем: электрической, воздушно-тепловой, спиртовой и пр.) По неписаной традиции правак получал право на свою долю списываемого в полете спирта только после сдачи зачётов и завершения вывозной программы с росписью о допуске «в качестве помощника командира экипажа по минимуму командира». Надо ли говорить, что Георгич сходу его этой привилегии решил. По совокупности заслуг, так сказать.

Так и служил Серега ни шатко не валко, периодически «подлётывая», а больше слоняясь по штабу с мелкими поручениями, частенько залетая в наряд. Получил лейтенанта, пришёл новый командир отряда, который не нажил себе нервного тика на вводе Ляпы в строй, и оттого относившегося к нему снисходительнее, чем Георгич.

Венцом же военной карьеры Ляпиченко стала поездка на курсы переподготовки. Как раз в ту пору генералу Николаеву, Директору ФПС, приспичило привести к единому знаменателю всех офицеров погранвойск. Неважно кто ты, но знания и навыки зам начальника заставы для общего развития иметь обязан. Ходили слухи, что значительную часть новоиспечённых пограничников собираются пропустить через Таджикистан, из-за чего эта нездоровая мысль, собственно, и зародилась. В тот же период на ускоренных «пулемётных» курсах за полгода из вчерашних срочников, контрактников и прапоров пекли за полгода мамлеев, которых тут же отправляли на те же южные рубежи. В нашем гарнизоне я знал только пару случаев, когда из этих заготовок получались реальные младшие офицеры. Остальные же быстро становились позорищем погранвойск и изгонялись почти с той же скоростью, с какой курсы выпускали в войска свежеиспечённых офицеров.

Телеграмма, как водится, пришла задним числом. «Настоящим предписывается не позднее вчерашнего числа направить на курсы усовершенствования офицерского состава при в/ч ХХХХ не менее 2 человек, отобрав из числа наиболее достойных и подготовленных с целью…» Нашли только одного – Ляпу. Все остальные при деле – полёты, командировки, обслуживание авиатехники, часть в отпуске… Рейсы на Камчатку были нерегулярны, и попал наш Серёга на двух– (или трёх-, не помню уже) месячные курсы спустя две с лишним недели после их начала.

А ещё через недельку пришлось лететь на Камчатку уже нам. Через 10 минут после поселения в окружную гостиницу (отдельный подъезд в обычной пятиэтажке) к нам в номер ввалился голодный и какой-то побитый молью Серёга.

– Ты чего не на учёбе? – сходу попытался построить его Георгич

– Да ну их, идиотов, – привычно отмахнулся Серёга, – мужики, пожрать есть чего?

– Заходи, заходи, – откликнулся я, игнорируя явное неудовольствие командира, – сейчас сообразим.

Правак (он же помощник командира корабля, он же старший лётчик корабля) в погранавиации имел неписанную обязанность «трёх Ж» – жильё, жратва, женщины – поэтому ответственным за стол был я, и право приглашать к нему кого угодно прилагалось к обязанности.

– Сп–пасибо, – откликнулся Ляпа, косясь на зелёную канистру-двадцатку со следами мастичной печати на горловине.

Я быстро метнулся по магазинам, набрал хлеба, колбасы, сыра, огурцов, бич-пакетов (корейская лапша, имевшая в то время очень хорошо её характеризующее название «Досерак»). Консервы и сало были с собой. Вернувшись в гостиницу, застал там экипаж уже в полном составе (технари оставались на аэродроме на зачехление/разгрузку/заправку). Вернулся из авиаотдела округа и Георгич, узнав планы на завтра и отметив командировочные. Накрыли стол, борттехник наполнил графинчик чистым свежим «шилом» (а кроме бортача, никто к этой канистре, кроме как для переноски, прикасаться не смел). Сели, налили, махнули по первой «за безопасность полётов», потом по второй «за содружество родов войск», потом, не чокаясь, по третьей. Вдумчиво закусили. Серёга, не дожидаясь, пока чайник вскипит, залил полугорячей водой бич–пакет, но дождаться его заварки тоже не смог и теперь хрустел мокрой тёплой лапшой. Ослабили ремни, откинулись на спинки стульев, закурили.