Разговорчики в строю. Лучшее за 2008-2009 годы
Шрифт:
Новая цена тоже велика, и вы с сомнением начинаете рассматривать швы или другие мелочи, которые ясно говорят, что они того не стоят. Здесь очень важно ничего не говорить и не указывать продавцу на недостатки – он и сам о них знает. Через некоторое время он вырвет у вас товар из рук и вручит калькулятор с новой ценой – в два раза ниже, при этом возможно очередное вырывание волос и причитания на тему «чем я буду кормить детишек…» (жаль, что мы не знаем арабского). После этого вам следует показать некоторую заинтересованность, можно даже достать кошелёк, потом, правда, засунуть его обратно, покачать головой
Наиболее вероятный вариант развития дальнейших событий: продавец условно падает на колени, условно рвёт на себе рубашку (проявления могут быть разными) и, тыча тебе в лицо калькулятором, со слезами на глазах молча орёт (поскольку ты все равно не понимаешь арабского): «Ну, хорошо, урод, сколько ты можешь заплатить за эту потрясающую вещь?»
То, что вы написали на калькуляторе, вызывает у продавца сначала ступор, потом истерический хохот. Затем он бежит через улицу к соседу, и они вместе смеются, глядя на тот же калькулятор. Потом он возвращается к вам, калькулятор летит через всю комнату в угол, но «совершенно случайно» аккуратно падает на диван (чтобы, не дай Аллах, не разбился), сам продавец садится и, скрестив на груди руки и поджав губы, говорит: «Хорошо, забирай».
Здесь возможны два варианта развития событий:
1. Вы согласны, и на этом история заканчивается. Вас не начинают уважать – вы просто обычный покупатель.
2. Торговля ещё продолжается, и вы, находя все новые и новые недостатки товара, начинаете поглядывать на окрестные лавочки (коих там мириады), продавец начинает нервничать, понимая, что вы от него уходите к соседу, и этого позора ему никогда не смыть. И вот когда он готов почти на все, вы скромно набираете на калькуляторе полцены от последней цены и с грустью в глазах (это важно) даёте посмотреть продавцу…
Лучше вам не знать арабского, и что имеет ввиду продавец по этому поводу, «шайтан» там повторяется через слово, и будьте уверены, что это именно о вас. Потом вас легонько подталкивают к выходу, всем видом давая понять, что правоверный мусульманин такого оскорбления не сможет вынести, и вы уходите…
Вам удаётся пройти 10, 25 или даже 50 метров – в зависимости от стойкости нервной системы продавца, когда он нагоняет вас с тем самым товаром, и, крича что-то невообразимое, типа «Да чтоб ты провалился, да не нужно мне твоих денег вообще! Да подавись ты этой рубашкой (условно)», внимательно смотрит на твой кошелёк…
Так, вот, если в этой ситуации ты сможешь выторговать ещё что-нибудь, то превзойдёшь себя. Тебя не просто будут уважать, предлагая посидеть, отдохнуть, выпить кофе или матэ. Тебя будут уважать с восхищением как «такого шайтана!» (произносится с любовью, интонации на Востоке решают многое) – то есть человека умного, находчивого, весёлого, пускай даже и не правоверного (он просто пока ещё не нашёл свою веру)…
До последней стадии я, к сожалению, не дошёл, а покупал дорожную сумку.
P.S.
Однажды мы набрели на магазинчик мужской одежды с весьма неплохим выбором. Одна рубашка мне очень понравилась.
– Сколько? – спросил я на английском продавщицу, рыжеволосую высокую женщину
– Десять долларов, – произнесено было на безупречном английском.
– А дешевле?
– Мы не торгуемся, – просто, но строго сказала она. – У нас приличный магазин.
Это – Сирия, страна Ближнего Востока, где спокойно уживаются рядом и не мешают друг другу три религии. Где половина магазинов закрыта по пятницам, а вторая – по воскресеньям. Где, выбежав из ресторанчика посмотреть на мусульманский обряд отправки усопшего в последний путь, можешь узреть попа с кадилом и православные кресты. И где по-прежнему сильны традиции восточной торговли: тебя могут «обуть», заломив невероятную цену, но ни за что не украдут твоих денег: «Друг, у тебя кошелёк торчит из кармана. Спрячь поглубже: ведь ты можешь его потерять, а подумаешь, что украли».
Huirsa Награда
Опять дождь, и колено ноет, спасу нет.
Логвин оперся руками о подоконник, провёл пальцем, пыльный след. Зачем-то провёл ещё раз. Вытер ладонь о ладонь и вышел на кухню. Зажёг конфорку, поставил чайник.
– Катя, – позвал – тебе ча…
И, как ледяной водой плеснули по груди, тяжело на табурет опустился. Восемь дней, восемь дней уже после похорон.
Восемь дней нет Кати.
Встал, прошёл в комнату, из ящика фланелевый свёрток достал, присел за стол, развернул. Тускло блеснула латунь медалей.
Никакой он не герой, самый обычный набор. Вот только «Красная Звезда». Он получил её тогда, после ранения. Ранение-то не сказать, чтоб тяжёлое было. Посекло мелкими осколками и кусками камня. Да в лицо что-то тяжёлое прилетело, щеку всю и скулу распахало. Но вид, говорили, страшный был. Лицо разорвано, гимнастёрка в клочьях, кожа как стручки гороховые, позаворачивалась. Его тогда в госпиталь повезли, а Кате в Союз кто-то заботливый из штаба позвонил. Дескать, погиб ваш.
Катя тогда скинула. Долго зачать не могла, когда получилось у них, радовалась очень. А как скинула, так больше уже и не беременела.
Когда заболела Катя, сестра к ним приходить начала. Сначала по утрам приходила, укол делала, потом и по вечерам стала приходить. А больше, сказала, нельзя. Не положено, сказала.
Как-то утром, уснула Катя после укола, увидел Логвин медвежонка с кровати упавшего, любимая игрушка Катина. Она его ведмедиком называла. Поднял, хотел на кровать положить, присмотрелся, а у ведмедика лапы искусаны. Катя, значит, чтоб не кричать зубами сжимала. Взял он тогда этот самый свёрток и в сквер поехал, где деньги старые и медали продают-меняют.
Сел на лавочку, развернул рядом, разложил. Рано ещё было, долго никто не подходил. А потом чья-то рука медаль взяла. Большая рука, толстая, волосатая. Перстень с черным камнем на пальце, а на другом перстень выколот. Поднял Логвин голову и бритого увидел. Странные глаза у бритого. Блеклые какие-то, и взгляд тоже странный, размытый взгляд.
Таким взглядом человека не рассмотришь, только контур рассмотришь, как на ростовой мишени. Бросил медаль бритый на фланельку, «Звезду» поднял, покрутил в пальцах, тоже бросил. Упала «Звезда», перевернулась. Логвин её поправил.