Разговорчики в строю
Шрифт:
– Оборзели совсем! Людям спать не даете! Карты убрали.
Порявкав на пацанов, Юра закрыл дверь и ушел спать. Мудрецкий ненавидел дежурить в роте. Каждую ночь, как он заступал на дежурство, случалась какая-нибудь гадость: один другому морду набьет или какие-нибудь уроды в сортире марихуаны обкурятся. Сегодня, как это ни странно, в роте все прошло спокойно.
Лейтенант вышел из каптерки, посмотрел на взлетку. Так, следов крови нет - замечательно. Прошел в сортир - чисто. Дневальный на тумбочке стоит. Взглянув на часы, Мудрецкий посмотрел
– Эу!
– крикнул он. Дневальный, замерев по стойке «вольно», дремал.
– Хорош спать, ори давай.
Встрепенувшись и раскрыв глаза, человек в форме увидел, что на часах уже шесть-ноль одна, и выкрикнул ненавистную команду:
– Рота, подъем!
Одновременно с его словами на этаж вошел комбат, гладко выбритый, морда бледно-красная с морозца, весь такой деловой, подтянутый, насколько это возможно с его огромным пузом. И тут же дневальный прокричал:
– Смирно!
Лейтенант на том самом месте, где застала его команда, обернулся кругом и замер - в коридоре больше никого.
– Че такое, я не понял, где люди?
– забухтел комбат.
– Минута прошла, никого не наблюдаю. Где дежурный?
Начался новый армейский день. Тем временем Простаков, лежа в каптерке и придавив собою во сне Резинкина, попытался разлепить глаза, но у него ничего не получалось до тех пор, пока Фрол, очнувшись, не стал пихать его в плечо. Не успели они прийти в себя со сна, как в каптерку завалил комбат, застав троих приятелей в месте, где им быть совершенно не положено.
– Это че такое?
– бурчал Стойлохряков.
– Ну-ка, построились!
– Троица поднялась и оправилась.
– За мной!
– скомандовал Стойлохряков, и солдатам пришлось подчиниться. Он, не давая им одеться, в одной форме провел из казармы в штаб и застроил их у себя в кабинете.
Приказав дежурному приготовить себе чаю, комбат недолго тянул кота за интимное место:
– Где монета?
Никто из троих не пошевелился. У каждого в голове возникла одна и та же мысль: как комбат узнал о находке?
– Монету сюда!
– палец стучал по крышке стола.
Никто не шевелился.
– Вы о чем?
– заискивающе Фрол приблизился к начальнику, но тут же был окриком возвращен на место.
– Я не буду с вами шутки шутить!
– комбат стучал уже кулаком по столу. Но его проявления крайнего нетерпения не ускорили сдачу денежки.
– Мне что, с каждым по отдельности беседовать?
– Стойлохряков хитро прищурился.
– А может, попроще поступим? Задержу-ка я вас, ребята, на месяц здесь. Может, вы в отпуск не пойдете? Согласны каждый день копать?
Надо бы конфликт урегулировать как можно быстрее и с меньшими последствиями. Но никто из троицы не хотел первым начинать торги. По логике вещей, Витек сам должен был решить, отдавать монету или нет. Слава богу, это понимал и Простаков, и Фрол. Они молчали и ждали, пока Резинкин сдаст собственное добро. На крайний случай у них остались деньги - это уже неплохо. Фиг бы с ней, с этой монетой!
Наконец Простаков наступил Резинкину на ногу, и тот заорал:
– А-а! А, да. Я, я. У меня… У меня, товарищ полковник, монета, - он порылся в карманах и выложил на стол желтенький кружочек.
Комбат, довольный, разрешил удалиться военнослужащим, но после завтрака вновь вернуться сюда к нему, вместе с лейтенантом Мудрецким. Как только солдаты ушли, подполковник принялся разглядывать находку. Он вертел ее в руках некоторое время, а затем точно так же, как Валетов, попробовал монету на зуб и поглядел, осталась ли на ней вмятина.
– Ну, ни фига себе!
– Он снял трубку телефона и сообщил, что едет.
Запрыгнув в собственную «Ауди», комбат понесся по заснеженным улицам. Когда он входил гостиную Шпындрюка, тот встречал его уже вместе с супругой, одетый, бритый и готовый к существованию в сегодняшнем дне. Выхватив из рук комбата находку, Шпындрюк первым делом подошел к окошку. Жена крутилась тут же и протягивала время от времени свои пухлые ручонки, чтобы супруг дал ей возможность полюбоваться на драгоценность.
– Ну дай мне посмотреть, ну дай!
– крутилась жена. И наконец он отдал ей монету.
– Смотри не потеряй!
– Да что ты, что ты!
Шпындрюк только после этого поздоровался со Стойлохряковым и предложил ему кофе. Военный не отказался. Прихлебывая из чашечки, на третий «ш-ш-ш-п», Протопоп Архипович, поглядев на подполковника, недоверчиво спросил у него:
– А где остальное?
Кофе едва не пролился на полевую форму.
– У меня только одна монета. Да и вы мне сами, Протопоп Архипович, сказали, что она одна-единственная.
– Не может быть такого, - обиженно возразил Шпындрюк.
– Что же ты меня за дурака держишь? Ты знаешь, что в этих самых местах когда-то стоял дом графа Пустецкого, а вот в каком месте, до сих пор не знали. Богатый, сволочь, был! Жуть. Так вот этой монетке больше неоткуда тут взяться, кроме как из его дома. Ты хоть знаешь, где они копали?
– А то как же. Это мы все установим с точностью до миллиметра.
– До миллиметра не надо, - возразил Шпындрюк.
– Давай лучше подумаем, как нам поиски продолжить. Ты уверен, что солдаты не нашли больше, чем одну монету?
Здесь комбат задумался:
– А что, это больших денег стоит?
Шпындрюк встал, отобрал у жены находку и положил ее перед комбатом на стол.
– Вот это голландский гульден. Их было выпущено всего по тем документам, которые есть, ты погоди… - Шпындрюк ушел и вернулся обратно с толстым справочником, - выпущено их всего три тысячи штук одним крупным феодалом. Это его собственные деньги. Стоимость этой монеты по каталогу… - Шпындрюк молчал так долго, что жена не выдержала и промычала, подгибая колени: