Разговоры о самом главном. Переписка.
Шрифт:
Крепко целую. 22-го я приеду и мы поговорим.
Привет Зосе, Кириллу, Н.А. Кастальской и Л.М. Бродской, адрес которой ты мне так и не написала.
В.Т. Шаламов — М.И. Гудзь
Туркмен — 13-111-55 г.
Милая Маша.
Письмо твое получил вчера и очень тебя благодарю за все сердечное, что высказано в словах, пожеланиях и поступках, что же касается стихов, то похвалы (незаслуженные) вызваны тем, что качество настоящих стихов ныне растворено в вещах, чуждых поэзии, утеряно и поэтому даже скромные попытки вернуть стихам их подлинность вызывают у людей почитающих или, вернее, чувствующих стихи — неумеренные
Передай мой горячий привет твоим знакомым, скажи, что я очень жалею, что не могу приехать в Москву для личной встречи. О всевозможных проектах: я благодарю очень и очень за сочувствие и заботы, но предложением этим сейчас воспользоваться не могу (хотя, конечно, никакие должности меня не смущают, если уж Мейерхольд, единственный художник нашего театра, имевший все признаки гения, мог умереть счетоводом где-то в деревне,[36] то мне сам Бог велел.
М.И. Гудзь — В.Т. Шаламову
25. XII-55
Дорогой Варлам,
от Бориса Леонидовича принесли для тебя последние две книги «Доктора Живаго» для «быстрого прочтения перед дальнейшей перепечаткой» (до начата января) и письмо. Где ты хочешь, чтобы роман был в момент твоего приезда? Я могу его отвезти к Галине, а могу и у себя оставить. Если успеешь, напиши. Володя Гинце просил тебе передать привет. Сегодня он хочет поехать со мной к Галине.
Целую тебя.
Маша.
М.И. Гудзь — В.Т. Шаламову
26. XII.55
Был звонок от Бориса Леонидовича. Он хотел узнать, дошла ли в целости его посылка. Я ему сказала, что я распечатала и прочла его роман, потрясена, вся в впечатлении. Он: «Дорогая, как Вы меня обрадовали. Я так одинок в этом. Всегда так делайте. Мой разбег, взятый для того только, чтобы спросить о доставке пакета, разбился обо все, вами сказанное. Давайте, давайте читать всем по Вашему усмотрению».
Сейчас у меня роман читает Наташка. Борис Леонидович позвонил Варваре Павловне, чтобы она к субботе прочла его.
А Галина сказала, что ты в субботу приедешь ко мне, так что первая часть этого письма отпадает.
Целую тебя, мой дорогой.
Твоя Маша.
Г.И. Гудзь — В.Т. Шаламову
16. III.55.
Москва
Дорогой Варлам!
Очень меня порадовало твое письмо из Ленинграда. Такая неожиданная и приятная отдушина в твоем рабочем бытие.
А мы в день получения этого твоего письма проводили вечер с Машей и Кириллом в чтении твоих стихов. Получился очень приятный вечер, и стихи понравились. Кирилл у нас чуть не умер: у него сделался нарыв в горле и он чуть не задохнулся, но в последнюю, казалось в самую критическую, минуту его вдруг вырвало и все выскочило.
Сегодня день рождения нашей мамы. Сообщаю тебе об этом, потому что мысленно всегда с тобой отмечаю этот день.
Целую Г.
Г.И. Гудзь — В.Т. Шаламову
5. VI.55
Москва
Письмо мое, Варламка, пишется в необычных условиях: я у Аллки, ночь, и я дежурю около ее умирающей матери. Аллка с братом с 3-х часов прошлой ночи на ногах и совсем обессилили. Обидно наблюдать, в какое беспомощное состояние человек впадает в конце жизни. И зачем так устроено, что после всяческого развития, совершенства и процветания наступает такой упадок и разрушение. А с другой стороны, если человек умирает, не дойдя до такого состояния, то тоже жалко и говорят тогда, что умер человек безвременно.
Я сделала растрату из тех денег,
Спокойной ночи,
целую
Галя.
Г.И. Гудзь — В.Т. Шаламову
13. VI.55
Москва
Дорогой Мумка.
Вчера, когда я была у Маши, готовилась к сегодняшнему празднику, позвонил Борис Леонидович.
После взаимных приветствий и любезностей («я рад, что могу поцеловать Вашу руку», а «я рада, что слышу его голос») он сказал, что хочет тебе передать, что он тебя помнит, любит и ценит по-прежнему. Что его упорное молчание зависит от того, что он переписывает вторую часть романа (не механически), в котором получилось около 600 страниц и ни на что не может отвлекаться, что письма твои он получил, но не ответил потому же, т. к. ответить тебе кое-как на одном листочке он не может, а отрываться на большое письмо не имеет права. В доказательство привел пример: к нему настойчиво обращался главлитиздат (гл. редактор) с переизданием его стихов, но он даже это вынужден всячески оттягивать, чтобы не отрываться от романа. Но он (ты) записан у меня в книге сердца, на первой странице среди 2-х — 3-х максимум 4-х имен. Я в него верю, верю, что его талант не останется неведомым, я чувствую, что мы идем к лучшему и хотя я знаю, что о напечатании моего романа сейчас нечего и говорить, я все-таки чувствую уверенность, что пишу не впустую. На мои слова о нашем беспокойстве о нем он сказал, что, наоборот, давно не чувствовал себя так в форме, как сейчас, что во время 11-го съезда с ним ничего особенного не было, «чистейшие пустяки, небольшой обморок» и что работается ему сейчас очень хорошо. Шаламова крепко целую. Люблю. Про тетрадку твою сказал, что можно почти всегда застать 3инаиду Николаевну в 2 часа, но лучше подождать до личной встречи.
Ленка очень довольна и чашкой и тапочками. Сказала «ой, как здорово, что эта чашка».
От тебя ничего нет.
Целую.
Галя.
Г.И. Гудзь — В.Т. Шаламову
20. VI.55
Москва
Дорогой Варламка!
Я заболела с воскресенья сильнейшим гриппом, вернее не гриппом, а насморком. Заливалась и чихала всю неделю. Бюллетень я не брала не потому, что мне его не дали бы или платили бы 90 %, а потому, что у нас очень сложно его получить. Так что я на работу ходила, но по правде сказать, если я и получила з/п 100 %, то работала я на 50 %. А вечерами я лечилась всякими зверскими способами: водку с хиной, горчичные ванны ногам, малиновый чай, стрептоцид внутрь и в нос. За неделю сожрала почти поллитра водки. Сейчас насморк «конденсируется».
Говоря с тобой о сегодняшнем воскресении, я забыла сказать, что сегодня дежурю на участке. И вот сейчас пишу тебе, уже сидя здесь на участке. Мне предстоит отсидеть 6 часов в (с 4— 10 веч.) — это ужас! Это почти рабочий день. Главное, что все уже отметились и делать горько нечего. Та, которую я сменила, сказала, что за ее 6 часов приходило 3 человека. Вот тоска. Ну я буду читать Сен-Симона, который, надо сказать, подвигается у меня слабо, и неделю я совсем не могла читать, т. к. точила слезы, а сейчас как стану читать, так засыпаю.