Разгром конвоя PQ-17
Шрифт:
Слова «полным ходом» появились в радиограмме в результате посещения Паундом поста слежения за движением подводных лодок противника, где адмиралу доложили о переключении внимаиия командиров немецких подводных лодок с конвоя на крейсерские силы; подводные лодки, как доложили Паунду, расположились на пути отхода крейсеров.
После отхода крейсеров, а вместе с ними и адмирала Гамильтона, старшим офицером на месте остался бы командир сил охранения капитан 3 ранга Брум. Адмирал Паунд выразил нежелание взваливать на плечи такого молодого офицера бремя ответственности за решения на месте. Во всяком случае, только адмиралтейство располагает всеми относящимися к операции разведывательными данными, и, следовательно, только оно должно принимать соответствующие решения. Первый морской лорд опросил по очереди всех присутствующих в его кабинете офицеров, какие действия каждый из них рекомендует, чтобы конвой избежал разгрома от огня немецких линейных сил в течение наступающей ночи. Сам адмирал был сторонником рассредоточения конвоя. Однако все опрошенные заявили, что конвой рассредоточивать преждевременно. Все, кроме заместителя начальника морского штаба адмирала Мура. Он один высказался за рассредоточение; по его мнению, это необходимо было сделать без промедления. Пользуясь картой и циркулем, он утверждал,
Согласно описанию начальника оперативного управления 4Э, одного из сравнительно молодых офицеров, присутствовавших в этот исторический момент, адмирал Паунд принимал свое окончательное решение, находясь почти в мелодраматической позе.
Первый морской лорд откинулся на спинку кожаного кресла и закрыл глаза — неизменная поза для многозначительной паузы во время принятия трудного решения; его пальцы крепко сжали подлокотники кресла, а выражение лица, которое казалось больным и утомленным, стало мирным и сосредоточенным. Через несколько секунд молодой начальник управления оперативного планирования ВМС непочтительно прошептал: «Смотрите, наш папа, кажется, заснул». Через тридцать секунд адмирал Паунд протянул руку к блокноту с бланками для кодированных радиограмм и произнес: «Конвой должен быть рассредоточен». Затем адмирал сделал странный, но красноречивый жест, который означал, что это его, и только его решение. Можно только восхищаться мужеством адмирала, принявшего такое решение при почти всеобщем возражении против него. То, что решение оказалось неправильным, лишь придает этому действию еще большую остроту. Ошеломленный капитан 1-го ранга Клейтон выскольанул из кабинета Паунда и поспешил к себе в «цитадель».
Адмирал Паунд собственноручно написал радиограмму, приказывающую конвою «рассеяться и следовать в русские порты» — из-за угрозы надводных кораблей. Он дал прочитать радиограмму адмиралу Муру, и затем ее отправили вниз для немедленной передачи в адрес капитана 3 ранга Брума, адмирала Тови и контр-адмирала Гамильтона. Телеграмма, по-видимому, еще не дошла до передающего центра, когда адмиралу Муру пришла в голову мысль, что в формулировке допущена ошибка: слово «рассеяться» означало, что суда только нарушат походный ордер и в беспорядке, но общей массой направятся в Архангельск, по-прежнему оставаясь, таким образом, прекрасной целью для кораблей противника. Мур сразу же обратил на это внимание Паунда и доложил ему, что соответствующее требуемому действию слово в инструкциях конвою не «рассеяться», а «рассредоточиться». Первый морской лорд согласился: «Я хотел сказать „рассредоточиться“».
Вице-адмирал Мур быстро набросал еще одну радиограмму в качестве поправки к первой, уже отправленной, и, чтобы она попала в адреса одновременно с той, в которой говорилось «рассеяться», пометил ее серией «весьма срочно». В этой второй радиограмме говорилось: «Согласно моей 21.23 от 4-го конвою рассредоточиться». [18] Итак, жребий был брошен. Радиограмму отправили в 21.36. Полученные на мостиках кораблей в быстрой последовательности незабываемые радиограммы передали крейсерам и конвою PQ.17.
18
Если бы Гамильтон и Брум попытались внимательнее разобраться в значении последней радиограммы, они поняли бы, что она является поправкой к предыдущей, и это, безусловно, лишило бы радиограмму той степени срочности, с какой они фактически восприняли ее. Однако это обстоятельство вряд ли можно поставить в вину Гамильтону и Бруму. — Прим. автора.
Когда капитан 1 ранга Клейтон возвратился в оперативный разведывательный центр, на глубину тридцати метров под землей, он рассказал о принятом решении майору Дэннингу. Дэннинг настойчиво убеждал своего начальника, что оперативный разведывательный центр уверен, что немецкие корабли по неизвестным причинам в море не выходили, и никаких указаний даже на то, что немцы планируют их выход в ближайшее время, не существует. Он убедил Клейтона сходить еще раз к Паунду и во что бы то ни стало склонить его к отмене приказа о рассредоточении конвоя. Клейтон поспешил наверх и доложил Паунду, что оперативный разведывательный центр по-прежнему считает, что корабли противника все еще не снимались с якоря. Паунд ответил: «Мы решили рассредоточить конвой, и решение это остается в силе».
Имеются некоторые основания предполагать, что, отправив последнюю радиограмму о рассредоточении конвоя, Паунд звонил по телефону Черчиллю и доложил ему о принятом решении (благоговейный страх, который испытывал первый морской лорд перед Черчиллем, общеизвестен) и что именно поэтому он отказался последовать совету Клейтона. [19] Клейтон возвратился в «цитадель» и рассказал Дэннингу об ответе Паунда.
Следует помнить, что в 20.43 капитан 3 ранга Брум получил от контр-адмирала Гамильтона первое четко выраженное предупреждение о «близости» надводных сил и что он начал поэтому готовиться к предстоящему бою. В 21.47, за двадцать три минуты до получения двух неожиданных радиограмм адмиралтейства с приказом «рассеять», а потом «рассредоточить» конвой, капитан 3 ранга Брум получил зловещее донесение с корабля ПВО «Позарика» о том, что на экране его мощного радиолокатора, направленного на юго-запад, отмечено «подозрительное соединение по пеленгу 230° на дистанции 29 миль». По-видимому, это были корабли, шедшие из Норвегии.
19
Капитан 3 ранга Питер Кемп, исполнявший в тот день обязанности заместителя начальника оперативного разведывательного центра и сопровождавший Паунда на пост слежения за движением подводных лодок, на главный оперативный пост и в кабинет начальника центра, подчеркнул в беседе со мной в мае 1963 года, что достоверные данные о том, что эскадра
Получив теперь распоряжение о рассредоточении конвоя, да еще в такой резкой форме, Брум не нуждался в повторении приказа. В 22.15 он передал на сторожевой корабль «Дианелла»: «Передайте подводным лодкам „Р-614“ и „Р-615“ — действовать самостоятельно и атаковать». Когда «Дианелла» передала это распоряжение, командир «Р-615» лейтенант Ньюстед запросил: «А где же, черт возьми, противник?»
Брум ответил ему: «А бог его знает». Командир второй подводной лодки лейтенант Бикли донес Бруму, что он намерен «остаться в надводном положении». Не лишенный чувства юмора, Брум ответил ему: «Я тоже». Получив эти распоряжения, командиры двух английских подводных лодок решили патрулировать с северного и южного флангов конвоя и ждать появления кораблей противника. [20]
20
Подводные лодки продолжали следовать в подводном положении до следующего дня, докладывая свои координаты командующему подводными силами. Затем он приказал им прекратить патрулирование и следовать в советскую военно-морскую базу Полярное. — Прим. автора.
Командир конвоя, шедший на «Ривер Афтоне», отказался верить, что такой великолепный конвой должен быть рассредоточен без дальнейших церемоний, несмотря на то, что противника поблизости не было. Когда Брум передал ему приказание, Даудинг подумал, что в текст вкралась какая-то ошибка, и поэтому задержал передачу этого приказания на другие суда, отлично удерживавшие теперь, после вечерней атаки, свои места в ордере. Бруму пришлось подойти на «Кеппеле» к судну командира конвоя на расстояние слышимости разговора через мегафон. Он подтвердил изумленному Даудингу, что конвой должен быть рассредоточен. Только теперь, в 22.15, все еще сомневающийся командир конвоя поднял на нокс рея красный треугольный флаг с белым крестом — сигнал номер восемь по своду сигналов. На мостиках всех судов офицеры раскрыли книги со сводом сигналов. Сигнал номер восемь означал: «Рассредоточиться веерообразно и поодиночке полным ходом следовать к месту назначения». Каждое судно должно было лечь на свой курс, согласно заранее разработанной схеме. Но каждое судно, казалось, ждало теперь, когда движение в сторону начнет кто-нибудь другой. Что ждало их впереди? На большей части судов имелся лишь непригодный для плавания в этих широтах магнитный компас, а вооружение некоторых из них состояло всего из четырех устаревших легких пулеметов. Мрачная перспектива гибели охватила суда. Когда командир конвоя поднял исполнительный сигнал, слабо вооруженные суда медленно и неохотно начали расходиться, «как собаки с зажатыми между ног хвостами» — записал в своем отчете один из капитанов. Только «Ривер Афтон» смело вырвался вперед — командир конвоя Даудинг не нуждался в новых доказательствах того, что конвой преследует немецкий линейный флот. Даудинг обещал своему главному механику наградить его двумя хорошими сигарами, если тот сумеет выжать пару дополнительных узлов из своих машин. Бедный «Ривер Афтой»: менее чем через двадцать четыре часа этому старому морскому волку была уготована самая трагическая судьба.
Теперь капитану 3 ранга Бруму предстояло принять самое неприятное во всей его служебной карьере решение. Уайтхолл приказал конвою рассредоточиться. Но как должны были поступить корабли охранения, находящиеся под его командованием? В приказе адмиралтейства об этом ничего не говорилось; не имелось никаких указаний на случай создавшейся фактической обстановки и в оперативных приказах Гамильтона. Первой реакцией Брума был приказ всем остальным эсминцам сил охранения: «Присоединиться ко мне!» В 22.18 он передал Гамильтону свое предложение, согласно которому корабли непосредственного охранения конвоя должны были присоединиться к крейсерским силам. Гамильтон дал свое согласие, однако «только в отношении эсминцев». [21] Гамильтон не колебался в принятии этого решения, поскольку эсминцы, по его мнению, должны быть скорее вместе с крейсерскими силами, которые, по-видимому, подвергнутся атаке кораблей противника, чем с рассредоточенными судами конвоя. Кроме того, с судами конвоя все еще оставалось двенадцать противолодочных кораблей. Гамильтон ничего не знал о шаге, который капитан 3 ранга Брум предпринимал теперь, без его, Гамильтона, указаний — в 22.20 по своей собственной инициативе Брум передал на остальные корабли сил охранения: «Всем кораблям охранения, с „Кеппела“: все суда конвоя рассредоточиваются и следуют в русские порты. Кораблям охранения, за исключением эсминцев, следовать поодиночке в Архангельск. Эсминцам присоединиться к „Кеппелу“.
21
Из предварительного доклада Гамильтона: «Позднее стало очевидным, что адмиралтейство рассчитывало на оставление эсминцев». Гамильтон прослужил на эсминцах большую часть своей службы на флоте и незадолго до этих событий отказался от назначения на должность командующего миноносными силами Флота метрополии. В то время в эсминцах ощущался острый недостаток; Гамильтон упомянул в разговоре с командиром крейсера «Лондон», что эсминцы Брума вряд ли принесут какую-нибудь пользу рассредоточенному конвою. — Прим. автора.
Рассредоточенные суда конвоя были, таким образом, лишены своей последней защиты.
В 22.30 Брум лег на курс в направлении отходящих крейсеров, увлекая за собой все остальные эсминцы из сил охранения. На палубах всех судов стояли толпами сбитые с толку моряки.
В то время когда соединение крейсеров получило последнюю роковую радиограмму адмиралтейства, один самолет с крейсера „Тускалуза“ все еще был в воздухе, а эсминец „Уэйнрайт“ принимал топливо с танкера в конвое. Самолет „волрэс“ с „Норфолка“ скрылся за горизонтом, и его невозможно было возвратить. Командир „Норфолка“ формально попросил разрешения Гамильтона продолжать следовать на восток до согласованной с „волрэсом“ точки встречи в пятидесяти милях восточнее, однако, получив такой категорический приказ из Уайтхолла, Гамильтон лишь выразил сожаление, что это невозможно. Соединение крейсеров продолжало некоторое время идти на восток, пока „Тускалуза“ не возвратила на палубу свой самолет, а затем в 22.30 Гамильтон повернул крейсера на юго-восток так, чтобы пройти между рассредоточившимися судами конвоя и вероятным направлением, с которого ожидалась „атака немецких надводных кораблей“. Лейтенант Фэрбенкс так изобразил жалкий вид рассредоточенных судов: