Разитель. Трилогия

Михайлов Владимир Дмитриевич

– Тогда так. Завтра идешь в город. Там тебя задержат.

– За что?

– Такой порядок. Ты понимаешь, что такое – Рынок? И какие ценности там прокручиваются?

– Ладно. Задержали. Дальше?

– Дальше – представляешься. По легенде, конечно. Предъявляешь свой вклад. Его оценивают. И в зависимости от твоей маски и вклада решают…

– Постой, постой. Начни с начала. Какой вклад, какая легенда – не понимаю что-то.

– Ты что – шутишь?

– Серьезен, как во гробе.

– Ну ты даешь.

– Снизойди к необразованному…

Абердох только покачал головой:

– Работаешь

сам на себя – значит, претензии тебе предъявлять не к кому. Не зря у меня было ощущение, что тебе надо побыстрее сплывать отсюда. Знаешь, что перед тобой? Могила. Уже вырытая по всем правилам кладбищенского искусства. А здесь хоронить умеют.

– Когда кончишь причитать – скажи что-нибудь по делу, – терпеливо попросил я.

Он вздохнул, тоже вроде бы набираясь терпения. Немного пошлепал губами вхолостую. И наконец начал:

– Тебе не объяснили, что такое Рынок. Это, приятель, замкнутая корпорация. В ней возможно очень многое – но только для своих. А ты – чужой по определению. Всякий чужак здесь воспринимается как враг. Презумпция невиновности у них хождения не имеет. А иначе в подобном деле и нельзя: товар такой, что украсть его – проще простого, а ценится он больше, чем все остальное в мире. Вот я: обитаю здесь уже долгонько, а в Топсимар не хожу. По тому, как видишь, благоденствую. – Сказав это, он усмехнулся.

– Постой, постой. Но люди же как-то в эту корпорацию попадают? Я сам видел: на их катер грузилось не так уж мало народу.

– Конечно. Только в основном это их персонал. Они же гоняют по всей Галактике, из мира в мир. Ищут товар, делают заказы, иногда доставляют материал заказчикам – если он таков, что доверить его нельзя никакой связи, даже самой закрытой. Среди тех, кого ты видел, новичков если и было, то один, от силы два.

– Значит, все-таки они есть.

– Есть. И у них при себе обязательно имеется вклад или, на самый худой конец, хороший статус.

– А если популярнее?

– Ты что-то разучился понимать. Мозги надо смазывать почаще. – И он налил снова. – В любом мире есть определенное количество людей, имеющих доступ к товару в силу своего положения – служебного, общественного, фамильного… Люди, обладающие такими рангами, могут рассчитывать на хорошую встречу здесь, потому что если у них и нет при себе хорошего вклада, то, во всяком случае, есть устойчивые связи среди других людей, имеющих доступ к информации. К секретам. Тайнам. Государственным и прочим. Если сюда приедет, допустим, экс-президент даже самого занюханного мирка, или пусть не президент, но министр – он будет внимательно выслушан и скорее всего оставлен тут на работе. А как тут платят, ты и представить себе не можешь. Тут люди становятся богачами, не сходя с места. Но если кто-то в чем-то провинится – мера наказания за все одна, догадываешься, какая. Если бы в федеральной статистике указывался здешний уровень смертности, то… Но это тоже – тайна, а свои секреты хранить тут умеют, этого у них не отнимешь.

– Со статусом ясно, – сказал я без особого воодушевления. – Ну а что скажешь по поводу вклада?

– Что-то охрип я от долгого говорения – отвык… – Абердох промочил горло и сразу же налил по новой. – Со вкладом – все еще проще. Как ты знаешь – ценная информация, порой стоящая очень больших денег, ну очень, – может оказаться

и не у сановной персоны, а у человека, условно говоря, случайного. Из низов, скажем так. Но от этого она своей ценности не теряет, верно? И вот человек такой, каким-то способом пронюхав, где этот товар можно продать надежнее и выгоднее всего, прибывает сюда и эту свою информацию предъявляет. Ее оценивают и к нему приглядываются в те несколько дней, которые ему приходится тут провести, пока привезенная им информация проверяется по другим каналам: она может ведь оказаться и просто липой, захотелось человеку шальных денег… Если это липа – думаю, дальнейшее объяснять тебе не нужно. Если же товар добротный – ему предлагают сделать выбор.

– Не понимаю: чего тут выбирать?

– Ему говорят: мы это купим, можете получить свои деньги и улетать восвояси, там вы забудете о нас и поживете в свое удовольствие. Но вы можете просто подарить нам этот товар и остаться у нас работать – в конечном итоге это принесет куда больше. Или можете, вернувшись к родным пенатам, продолжать дальше в том же духе, стать, так сказать, членом-корреспондентом – тогда получите каналы связи и, помимо постоянной ставки, вам заплатят гонорар за каждую новую информацию – в зависимости от ценности, на это существует твердая шкала расценок. Человек волен выбрать любой вариант. Большинство идет на третий, второй предлагается вообще очень немногим, ну а остальные проходят по первой схеме: берут деньги и покидают эти гостеприимные края, чтобы понаслаждаться такой жизнью, о какой прежде могли только мечтать…

Последние слова Абердох произнес со странной интонацией, мне издавна знакомой.

– Но домой они почему-то не возвращаются, – продолжил я.

– Ни домой, ни куда бы то ни было. Дай они себе труд подумать, сообразили бы: все, что они здесь видели и слышали, уже само по себе является секретом, целым набором секретов, который Рынку, понятно, не нужен, но многие Службы не пожалели бы немалых денег за такую информацию.

– Рынок со Службами не дружит?

– Рынок транснационален, Службы – национальны. Запад есть запад, Восток есть восток… Сам понимаешь.

– Значит, таких просто…

– Нейтрализуют, – закончил он. – Давай-ка – чтобы им легко лежалось…

«Слишком бодро берет он на грудь, – подумалось мне. – А хотя – может, тут и нельзя иначе, откуда мне знать?»

– Так что в твоем нынешнем качестве, – сказал Абердох, глотнув и занюхав какой-то пахучей травкой, – сам понимаешь, тебе тут рассчитывать не на что, кроме похорон – и будут они скромными. Ты явись к ним с хорошей информацией, или же стань где-нибудь министром хотя бы – тогда другое дело, тогда сможешь рассчитывать на успех твоего предприятия. Просек?

Я только кивнул, размышляя.

– А уж если это получится – заранее посоветую: с ними будь скромен. Не хвались защитой. Дай им пошарить у тебя в памяти. Все нужное спрячь. Если тебе поверят, то дадут контрольное задание. Своего рода экзамен на зрелость. Такая вот шема.

«Шема» – он всегда произносил вместо «схема». Вообще язык его был со странностями.

– Ну, не вешай носа, – подбодрил он. – Ничего еще не потеряно. О чем задумался?

– Думаю – как бы побыстрее сделаться министром. Или хотя бы раздобыть стоящую информацию.