Различные миры моей души
Шрифт:
– И не без успеха. Если так пойдёт дальше…
– Не убивай его! – теперь Клавдия была больше похожа на обычную женщину – слабую, молящую, нуждавшуюся в защитнике.
– Почему ты его так защищаешь? – Пилат резко повернулся к ней. Свободный римлянин, он ничего не имел против любовников или любовниц жены, или и тех и других вместе. Но тут его что-то задело. Сама мысль о том, что его жена и Иисус могли быть любовниками, была ему неприятна. И это удивило его. – Ты с ним?..
– О нет, – Клавдия села на скамью, нервно сжимая и разжимая руки. – Как ты мог подумать? Он сын Бога, он не для
– Ученики? У него есть ученики?
– Да. Он был с ними в ночь Пейсах, когда его арестовали.
– И что же они не заступились за него?
– Заступились. Симон Пётр, Кифа, как они его называют, даже отсёк стражнику ухо его же мечом. Но Иисус сказал, чтобы они не вмешивались.
– Отсёк? Мечом? – казалось, Пилат был поражён. – Но ведь носить меч имеет право только римский гражданин. В пределах города это запрещено. – Он помолчал, хмуря брови. – Не знал этого. Впрочем, я не успел прочитать ещё все отчёты, – Он повернулся к столу.
– Не убивай его! – воскликнула она. – Знал бы ты, на что его обрекаешь, – Она помолчала, затем тихо добавила: – Я это знаю. Несколько ночей мне это снилось. Это были нечеловеческие муки. Я чувствовала их. Я видела, как он страдает. Я была им. То, на что ты его обрекаешь, это больше, чем смерть.
Она помолчала.
– Когда я услышала про него в первый раз, я молилась за него. И знаешь, ты можешь мне не верить, но он сам однажды коснулся меня рукой во сне, и моя болезнь прекратилась. Мои кровотечения остановились. Уже несколько недель я здорова. Даже более того… – Она быстро взглянула на него. – Умоляю тебя, не убивай того, кто одним явлением в мой сон смог вылечить меня, когда толпы лекарей со своими снадобьями бились над этим долгие недели!
Пилат повернулся к ней. Её молящий взгляд, простёртые руки и серебристые слёзы, катившиеся по смуглым щекам, заставили что-то шевельнуться в его душе. Возможно, Иисус был прав, и смерти нет? Что жизнь – это не только смерть, ненависть, алчность – а любовь? Иначе, почему Пилату захотелось обнять нелюбимую жену, крепко прижать к себе, гладить по волосам и говорить, что всё будет хорошо, вернуть улыбку на эти трепетные губы?
– Я сделаю все, что смогу, – сказал он и отвернулся. Прежде, чем осуществить пробежавшую мысль, он должен был её осознать. И закончить с делом Иисуса.
Новому посетителю Пилат был удивлён не меньше, чем приходу своей жены. Жестокая улыбка появилась на его губах.
– Зачем почтенный член Синедриона пожаловал ко мне, недостойному его благословенных глаз? – с издевкой спросил Пилат. – Неужели одного первосвященника мало, чтобы склонить меня к нечестивому приговору? Что ты хочешь сказать мне из того, чего я не знаю?
Вошедший посетитель, мужчина средних лет в богатой одежде, склонив голову, слушал слова Пилата. Его смиренный облик не напоминал
– Прости, префект, я не тебя пришёл обсуждать и осуждать. То, что ты сделал или сделаешь – не всё воля Бога. Если бы Он не захотел, Он бы не допустил. Я пришёл к тебе как проситель.
– Вот как? – Удивлённый Пилат сел в своё кресло. Иосиф из Аримафеи, всё так же смиренно, подошёл к нему. – И о чём ты хочешь просить меня, ты, влиятельный и богатый человек?
Не обращая внимания на иронию, Иосиф поднял на Пилата спокойный взгляд.
– Ты ведь не считаешь, что Галилеянин достоин смерти? Твоя совесть восстаёт против приговора, который должна подписать твоя рука?
Пилат хмуро посмотрел на него.
– Ты пришёл просить меня отменить приговор? В вашем Синедрионе все впали в безумие? У вас правая рука не ведает, что делает левая?
– Нет. Я пришел просить тебя о снисхождении. Чтобы я и те, кто любит его, могли проводить его в последний путь и облегчить его страдания.
– Облегчить страдания? – Пилат пристально посмотрел в безмятежные глаза просителя. – Облегчить? Или помочь?
– Я думаю, ты понял меня, префект. – спокойно выдержав тяжёлый взгляд Пилата, произнёс Иосиф.
– И много вас будет? – Пилат откинулся на спинку кресла, сцепив пальцы на животе.
– Две-три женщины, я и один-два его ученика.
– Женщины? Ты хочешь оповестить весь свет?
– Женщина, если она преданна, вернее собаки и молчаливее могилы. Язык ей развязывают праздность, глупость и равнодушие. За этих женщин я могу поручиться. Одной из них будет его мать.
– Мать? – Пилат задумался. Он не сводил глаз со спокойного лица просителя. Вдруг лицо его озарилось злобной улыбкой. – Дело твоё. Если он будет осуждён на крест – его казнят. А что будешь делать ты в это время – меня не касается.
– Префект… – начал Иосиф, но Пилат взмахнул рукой, не желая слушать объяснений. – Еще одна просьба. – Иосиф слегка улыбнулся.
– А ты уверен, что на эту я уже дал своё согласие? – усмехнулся Пилат.
– Вместо имени и вины казнённого, напиши «Иисус Назаретянин, царь иудейский». Если казнь состоится.
– Что? – Пилат, хлопнув себя по колену, оглушительно рассмеялся. – Ты меня о том просишь?
– Да, префект. – Иосиф слегка улыбался, глядя на Пилата.
– Это я сделаю с большим удовольствием. Очень хочу увидеть, как вытянется лицо вашего святоши, когда он это прочитает.
Иосиф скромно поклонился, пряча улыбку.
Пилат сидел и думал, морща брови и пощипывая губу. Вдруг его лицо просветлело.
– Ладно. Я даю тебе свободу действий. Мне самому интересно, что из этого выйдет.
Он снова взмахнул рукой, отпуская просителя, и тот, скромно поклонившись, вышел.
– Я уже сделал одну глупость, за что не могу уважать себя. Надеюсь, я не сделал второй, из-за которой я буду ещё и посмешищем.
Он вышел на балкон, оглядывая окружавшие его дома и деревья, небо и облака на нём. На что он сейчас дал согласие? Чему он положил начало? Или чему приблизил конец? Боги не открывают своих планов людям. Только время может всё прояснить, всё расставить по своим местам. Но есть ли у него это время?