Разлучница
Шрифт:
А потом Марта Павловна погибла. И все, что шло наперекосяк, полетело в тартарары. Исчезли заказы на стенную роспись вилл и кабаков – дизайнерские центры умело потрошили утративших непосредственность дурного, но собственного вкуса господ барыг. Мелкие галерейные лавочки прикрылись. В крупные с улицы стало не пробиться. У Виолетты была еще одна несчастная черта – она не умела просить. Честно заработать хоть мытьем полов – да. Просто же так – никогда. Но судьба издевалась все рьянее, требовать и вытребовать что положено стало невозможно. Еще были знакомые – одноклассники, сокурсники, в том числе и довольно благополучные. А она не обременяла их просьбами до тех пор, пока не убеждала сама себя в своей полной ничтожности. Аутотренинг наоборот, чтобы сказать «помогите,
– В общем, не сумела мать себя продать во всех смыслах, – итожила Варвара, расправившись с горячим и нервно вертя головой в поисках официантки.
Та затаилась и выжидала, не клюнет ли ее спутница остывшее рагу еще пару раз. Но Даша отодвинула тарелку и сделала знак – подавайте мороженое.
Обнажение сути неудач Варварой ее не убедило. Ну зачем с такой брезгливостью говорить о купле-продаже? Почему всем надо, чтобы настоящий священник и художник умерли с голоду, в бреду славя Бога и Искусство? Виолетта могла бы искренне увлечься каким-нибудь модным течением. Могла истово служить ему, пока не стала бы знаменитой. А там пиши что хочешь, все с руками оторвут. И не позволять обирать себя и дочь алкоголикам и наркоманам тоже во власти женщины. В конце концов, нельзя же влюбляться в любого. Есть нравственная черта, и свалившихся за нее подбирать бессмысленно.
Что знала благополучная Даша про одиноких матерей, грезящих взаимной любовью и рано увядающих от недоедания и тоски? Про живописцев с классическим образованием, зашоренных великими полотнами от будничной мазни? У этого самого образования есть злая сторона. Человек, прошедший по конкурсу в специализированное учебное заведение, талантлив. Он уже выделен из сотен других на вступительных экзаменах. И если вопит: «Я бездарность!» – значит, какая-то из поставленных самому себе задач не решается. Виолетта никогда не сомневалась в собственной одаренности. Верила в то, что хватит сил и дерзать, и терпеть. Такие, когда удача вертит пышным хвостом на стороне, понимают, что мир их не хочет. Им становится противно ему навязываться. Он, разумеется, скоро о них забывает. А окружающие, подобно Даше, думают: «Был ли дар у человека? Говорят, талант рано или поздно пробьет себе дорогу». В подобных случаях Марта Павловна жестко обрывала: «Кто говорит? Все говорят? Значит, точно врут». Но Даша старую художницу не знала. И, усомнившись в избранности Виолетты, поспешила вернуться к насущному:
– Чем я могу тебе помочь? Что твоя мама хотела от моей? Если я в состоянии ее заменить… Если нет, я с ней свяжусь…
– Мне нужна работа, – сказала Варвара, – с зарплатой хоть тысяч двадцать – двадцать пять наличными. Мать днями сидит на балконе, молчит и смотрит в небо. Она не свихнулась, нет. И вполне себя обслуживает. Но иногда ей требуются врачи, медсестры, уколы, таблетки. Все это стоит денег. Веришь, я действую на баб-рекрутеров, как моя мать на любителей цветных настенных календарей. Сколько ни обращалась, больше десяти– пятнадцати тысяч не сулят, и ни разу до собеседования с работодателем не дошло. Проклятые мы, что ли?
– Не надо так! – замахала обеими руками Даша. – Знаешь, кажется, тебе повезло. В наше агентство нужна девушка – отвечать на звонки. И еще бумаги распечатывать. Зарплата очень маленькая – тысяч тридцать пять или сорок, но платят вовремя. Главное, рекламное заведение, перспективы есть. У тебя же гены. И наверняка матушка учила рисовать. Уроки настоящей художницы зачтутся, как диплом…
– А тебя послушают? – откровенно усомнилась
– Не факт. Но любую рекомендацию своих учитывают, чтобы совсем чужих не брать. Да, тебе надо к нам попасть. Если быть поактивнее и не тушеваться, можно сменить профиль. Недавно одна девочка уборщицей была, а теперь редактор… Я позвоню человеку, который занимается персоналом.
– Когда?
– Сейчас!
– Поздно уже.
– Ничего, по делам мы друг друга до ночи достаем. Извини…
Даша выбралась из-за столика, отошла и тихо пообщалась с кем-то по мобильнику. Вернулась через пару минут улыбаясь:
– Завтра к десяти утра на собеседование. Скажешь внизу, тебе выпишут пропуск. У меня сложилось впечатление, что ты пока единственный кандидат. Так что вперед! Наконец-то встретишься с работодателем лицом к лицу. И победишь!
Ее уверенность могла окрылить любого пессимиста. Но без двенадцати часов работница с перспективами, буркнув «спасибо», осталась угрюмой и расстроенной. Даша сообразила, что Варюшу к тете Асе гнала нужда, которую на месяц не отложишь. И без обиняков спросила, сколько нужно, чтобы дожить до первой зарплаты. Варвара вспыхнула, недобро исподлобья глянула, но ответила:
– Тысячи три нас с мамой очень выручат.
Даша открыла сумку, вытряхнула кошелек и достала из него все свои деньги:
– Та-ак, вот у меня пять, десять, семнадцать, ага, семнадцать пятьсот. Бери, бери. Да не надо будет мне их отдавать. Варвара, я знаю, что нормальным людям брать тяжело. Но иногда надо. Надо себя заставлять. У меня не последние.
– Зарплата сегодня была?
Переводчица чуть не ляпнула, что всегда носит мелочь, но сдержалась и только отрицательно качнула головой.
– Тогда мне расплатиться за еду? – не унималась Варвара.
– С чего вдруг? Я заплачу карточкой.
Фаянсово прозвучал заключительный аккорд – гордая дочь Виолетты опустила на столик пустую кофейную чашку. Посмотрела на часы. Заерзала. Даша поняла – надо срочно расставаться.
– Торопишься? К маме? Беги, конечно. Извини, если бы удалось сразу поговорить, ты не томилась бы до вечера. Позвонишь мне завтра, скажешь, как дела? Если вдруг что-то сорвется, я у знакомых поспрашиваю насчет работы.
– Спасибо еще раз, большое спасибо. – В голосе Варвары облегчение билось о давным-давно застывшие слезы. – Мне действительно пора маму кормить. Я позвоню. До свидания.
Приблизилась официантка, усиленно делая вид, что не наблюдала за девушками. Но против выучки и воли она хмурилась: электронные чаевые, конечно, лучше, чем никаких, но хуже, чем бумажка. «Да что ж вы все такие недовольные, причем заранее?» – подумала Даша и вынула из внешнего кармашка сумки купюру. Затем расплатилась по счету и вышла на улицу. Кира Петровна приучила ее обязательно носить не в кошельке столько, чтобы хватило добраться до дому, если ограбят. Даша слабо усмехнулась: начинала с копеек на метро, сейчас заначивает на такси. Жизнь удалась? Ощущение было такое, будто она час рыла траншею. Заодно и поужинала.
Слышала бы внучатую племянницу Кира Петровна! Ее наука самосохранения в очередной раз была попрана девчонкой. Ручаться перед начальством за незнакомку – крайняя дурость. А уж выгребать все деньги из кошелька и чуть ли не умолять взять не в долг, но без отдачи – преступление против человечности! Разбалуются людишки, если мучиться не будут. Мало Даше школы, где голодранцы постоянно что-нибудь у нее вымогали? И ведь даже на жалость не давили. Смышленые детки из естественного своего зверства чуяли: обеспеченных ровесников надо держать в изгоях, тогда они охотно за всех платят. В университете уже был выбор. Саша явился к Даше и Кире Петровне обсудить будущее. И нищая пенсионерка жестко сказала: «Тебе все равно взятку давать, а то прокатят нашу Дарью на каком-нибудь сочинении! Тебе все равно ее кормить и одевать, раз стипендия крохотная и нерегулярно выдается! Так отправь дочь сразу на платное отделение, к своим». Племянник-капиталист, выслушав наставления дряхлого порождения совка, вернул глаза со лба и подчинился.