Разношерстная... моя
Шрифт:
Он растворил окно, подхватил в углу метлу на длинной палке, свесился наружу. И скоренько – в несколько взмахов – замел извилистый след на земле до самых лопухов, что подпирали забор. Вскоре он шагал за Бойчетой в трапезную, откуда уже вытурили всех посторонних, что не убрались прочь сразу после ухода державника. Примчавшиеся на зов вожака разбойнички степенно здоровались со старым Батей. И рассаживались за столом, куда расторопный служка выставил пиво с закусками. Однако мужики лишь пригубили – на дело с брюхом, залитым выпивкой не ходят.
Глава 4
Глава 4
На счастье иль на беду, но от людей она отличалась изрядно. Вот, скажем, бабуля,
Та же звериная осторожность подсказывала: не лезь людям в душу, не ройся в ней, пытаясь отрыть ответы – люди такого жутко не любят. Коли уж с Таймиром так вышло, значит, вышло. И тут уж либо беги, либо дерись, либо сдавайся – целей будешь. Он тоже что-то в ней почуял, иначе не носился бы за ней, задрав хвост. Ялька пугалась этих его необузданных порывов, но самой себе разъяснила так: она еще мала, а вот подрастет и перестанет пугаться. Человечьи девки вон тоже с визгом дают деру от мужиков, да не из страха, а так лишь, подзадорить. Наверно и ей случится так-то, как придет ее пора: побегать да сдаться во благовремение. А пока что все выходило сикось-накось. Уж как ее тянуло к Таймиру – словами не высказать! А стоило его увидать, так и подначивало рвать когти без оглядки. Прям, будто он ее сожрет, коли поймает.
Ялька чуяла, что все эти размышления очень ей нужны, дабы не наворотить дел. Но, труся по вечерним улочкам с глиняной махоткой в зубах, следовало быть начеку. Махотка – крохотный горшочек с узким горлом, что бабуля запечатала воском – был круглым. И все норовил выскользнуть из пасти. Прижать же его поприлежней Ялька страшилась: попадет сонное зелье на язык, и свалишься где-нибудь под забором. А тут еще и дедулин сверток – она прям не собака, а какой-то суслик с набитыми защечными мешками. Добро хоть другие псы не вяжутся – бояться оборотня, как огня. А случись пацанам с палками, так впопыхах все свое добро и сронишь. Ялька уже нарывалась на обормотов, гоняющих собак – двоих даже покусала. И вовсе их не боялась, просто не ко времени такая докука. Надо донести до бабули и то, что всучил дед, и то, что прихватила сама. Поначалу-то думала взять такую же махотку с ядом, да остереглась. Слышала и от деда, и от разбойничков, что державников лучше не трогать: не простят, и с хвоста вовеки не слезут, покуда не прибьют.
– Матушка, глянь, какая ладная!
Ялька аж шарахнулась от какой-то пухлой дурочки в цветастом сарафане и высоком кокошнике. Все такое яркое, все напоказ! Замуж хочет – поняла Ялька и свернула в ненужный ей проулочек, лишь бы к ней не полезли тискаться. Вроде, нынче она что-то недодумала – не ту псину избрала, чтоб обернуться. Собачий облик то и дело приходилось менять, дабы ее не признали на боярских подворьях, где она крутилась. Иль где угодно в городе, куда занесет народ с тех подворий. Вон даже в Тайной управе побывала, повеселила дружину, покуда не куснула того гада и не убралась подобру-поздорову. Любая псина ей не подходила, ибо стать меньше иль больше Ялька не могла. Какая-то замызганная, ободранная да лишайная так и притягивала любителей пошвыряться в нее чем тяжелым. Приходилось обретать приличный вид, вот и выбрала она нынче для оборачивания ту дивную белую суку, что жила на подворье купцов их Харанга. Лишь окрас сменяла на серый в пятнах, а то белая больно приметливая. Однако видать, и с таким окрасом Ялька все еще радовала глаз. Как бы не поймали в угоду всяким там вздорным дурам – мелькнула в голове опаска, и она заскочила под ближайший ползущий по улице воз. А с другой стороны выскочила уже обычной дворовой шавкой с вислыми ушами и облепленным репьями хвостом.
Ялька решила еще разик свернуть с пути. Она проскочила по переулочку на одну из торговых улиц – там, почитай, в каждом настежь распахнутом дворе трактира по колодцу. И народа по вечерней поре полным-полно. Она заскочила в первые же растворенные ворота. Шмыгнула в угол двора, тесно заставленный возами, и обернулась собой. У колодца стояли трое мужиков в рубахах с закатанными рукавами и тягали воду в два ведра – поили лошадей. Ялька скромненько подошла, зажав в руке свое добро, и чинно попросила напиться.
– Ишь, какая востроглазая, – толи похвалил, толи упрекнул высокий бородач и поставил на колодезный сруб полнехонькое мокрое ведро: – Давай, хлебай. Ковшичек-то мы в колодезь сронили.
– Ничего, дяденька, – покладисто вякнула Ялька и принялась одной ладошкой быстро-быстро черпать воду.
– Ишь, как ловко-то! – уж точно похвалил другой мужик. – А чего ж второй-то не поможешь? Чай, быстрей выйдет.
Он с любопытством заглядывал ей за спину, где в сжатом кулачке торчал дедов сверток.
– Не могу, – сглотнув, поведала Ялька. – Сронить боюсь, – она вытащила из-за спины руку и показала сверток: – Бабуля велела отнести. Коль потеряю, прибьет.
– Строга? – посочувствовал мужик, зыркнув по сторонам. – А чего это у тебя там?
– Зелья, – охотно ответила Ялька, захлопав ресничками. – Бабуля наварила. Вот, боярыне несу. А та мне серебрушку даст.
– А бабка-то у тебя кто? – насторожился первый здоровяк.
– Так ведунья тутошняя, – самым невинным голоском пропищала Ялька. – Ворожея и знахарка. Боярыня велела от крыс чего-нибудь наварить. Вот бабуля и…
– Ты, девка, напилась ли? – перебили ее, отодвигая ведро. – Вот и ступай, куда велено. Еще сронишь свою отраву в воду. Потравишь нам лошадок.
– Спасибо, дядечки, – чирикнула Ялька, и вышла за ворота.
Она пробежалась в человечьем обличии сквозь всю торговую улицу. У последнего постоялого двора юркнула под один из возов, что загоняли в ворота. А на другую сторону выскочила под ругань мужика, которому чуть не попала под ноги. Он-то болван пытался пнуть собаку, да только сам же и шлепнулся, посылая ей вслед самые черные проклятья. Ялька небрежно увернулась от брошенного вслед камня и понеслась дальше, торопясь поспеть к Тайной управе до закрытия ворот. Зря расстаралась: солнышко еще не село, а ворота управы уж запечатали, ровно в осаду засели. Пролезть под каменной стеной никакой тебе возможности. Птицей Ялька оборачивалась редко, но умела. Однако такие большие птицы, что у нее получались, либо и вовсе не живали на белом свете, либо тотчас привлекали внимание своей статью. Она как-то, не подумав, обернулась беркутом. Так народ побросал все дела, бегал да вопил дурными голосами, покуда она не улетела за стену города. А дедуля пообещал оторвать внучечке башку, коли та ей без надобности. И после долго-долго растолковывал, каким зверем или гадом она может оборачиваться, дабы весь город не тыкал в нее пальцами.
Подворье Тайной Управы стояло особняком на малой площади. Прямиком на границе меж окружившим кремль боярским Вышгородом и прочим городом, что окружал его обо всех сторон. На высоченную стену управы не запрыгнет ни одна рысь, и Ялька затосковала. Вот, как тут извернуться, коли все против нее? Она забралась в высокие кусты у стены и затаилась. Можно было забраться по стене змеей, да больно уж долго. Слишком длинной и жирной получалась из нее змея, а такой непросто удержаться на отвесной стене. Да еще и столь гладкой, с ладно подогнанными тесаными камнями. Да с раззявленной пастью, набитой всякой всячиной. Нет, она, понятно, чуток отдохнет и попробует – а куда деваться? По ночи сюда придут деда с разбойничками Бойчета, а она расселась тут, как малахольная, и разнюнилась. Юган частенько насмехался над разбойничьей удачей, страшась ее сглазить, но Ялька с детства верила в нее.