Разные дни войны. Дневник писателя, т.2. 1942-1945 годы
Шрифт:
Оторвавшись от разговора со мной, Москаленко дал приказание артиллеристам бить по каким-то двум дотам на высоте 247.
– Целый день не можем взять сегодня эту высоту, – сказал он. – Хорошо хоть, что сегодня южнее ее прорвались к рокадной дороге. Немцы по ней взад и вперед гоняли свои танки, а теперь уже гонять не могут. Одни танки у них южнее, другие севернее, а середина дороги у нас. Маневрировать танками они уже не в состоянии.
В ответ на мой вопрос, куда лучше поехать завтра с утра, Москаленко посоветовал
– Они все-таки в общей сложности почти 200 орудий захватили и 2000 пленных. На 2000 пленных, считайте, 4000 убитых, на 6000 пленных и убитых, по самым скромным подсчетам, приходится еще столько же раненых. Значит, общие потери 12000. Для немцев сейчас и здесь это серьезные потери. Они сильно побиты. Но утешаться этим рано. Задача еще не выполнена.
К командующему вошел генерал-майор авиации с красивым и грубым лицом старого фельдфебеля. Лицо было перерезано глубоким шрамом.
Между ним и Москаленко начался разговор о том, что сегодня ночью надо бомбить у немцев район переправ и освещать мосты, выясняя, какое там движение идет ночью.
– Как у вас там, канделябров достаточно? – спросил Москаленко у авиатора. – Так пусть всю ночь светят! Чтобы, когда немцы будут ночью идти и ехать по мостам, чтобы не споткнулись, чтобы гвозди объезжали. В общем, чтоб нервничали. Понятно? – перестав улыбаться, серьезно сказал он. И показал на карте пункты, которые надо бомбить завтра с утра.
– Но я пока еще не знаю, сколько будет работать у вас нашей авиации, сказал генерал-майор. – Командующий фронтом приказал готовить авиацию для Гречко.
– А она будет у него действовать? – спросил Москаленко.
– Должна завтра действовать. Пока еще окончательной команды нет, но должна.
– Ну, так если будет там действовать, сколько же вы мне дадите? – спросил Москаленко.
– Тогда дадим ему четыреста пятьдесят вылетов, а вам сто пятьдесят. Столько, сколько понадобится для прикрытия всего вашего района.
– Хорошо, – сказал Москаленко. – Но если он не пойдет завтра наступать, вы должны мне дать четыреста.
– Хорошо, я доложу, – сказал генерал-майор.
Было уже темно. Москаленко собрался ехать в штаб испросил меня о моих планах. Я сказал, что тоже сейчас поеду в Пщину.
– Раз так, поедемте вместе, – сказал Москаленко.
– А Гречко будет завтра наступать? – спросил я.
– Очевидно, – сказал Москаленко. – Что, хотите поехать туда?
Я сказал, что да, если завтра там будут наступать, то я поеду.
– Что ж, приедете к нам в штаб армии, узнаете у Воробьева, он вам скажет все точно. Может быть, еще ночью скажет, а в крайнем случае, завтра утром.
Москаленко пригласил меня к себе в машину, и мы поехали вместе с ним и с Епишевым. По дороге говорили на разные житейские, невоенные темы, и в этом желании оторваться на время
К начальнику штаба армии я попал около двенадцати часов ночи. Воробьев работал. Я спросил у него, будут ли завтра наступать соседи.
– Сейчас, – сказал он и, с трудом встав со стула, пошел. В последние дни у него разыгралось острое воспаление почек, он мучился, но работы не бросал.
Позвонив командующему воздушной армией генералу Жданову, Воробьев удостоверился, что соответствующие приказы в действиях авиации на завтра отданы и, следовательно, соседи будут наступать.
После этого я, с разрешения Воробьева, дозвонился от него члену Военного совета 1-й гвардейской армии генералу Исаеву и договорился, что еще с ночи приеду туда, где он сейчас находится.
Добрался я до него к половине третьего ночи. Исаев уже лег спать, назначив подъем на четыре утра, а мне в одной из двух комнат занимаемого им маленького домика была заботливо приготовлена койка. Я стащил сапоги и не раздеваясь, с наслаждением растянулся на ней.
Но едва заснул, как услышал разговор по телефону.
– Слушаю, – громким, но сонным голосом говорил Исаев. – Да, так точно, товарищ генерал-полковник. Так точно, в четыре. Есть. Хорошо.
Судя по этому звонку среди ночи, я понял, что Исаеву не давал спать Мехлис. Исаев ворочался за стенкой, и я тоже минут пятнадцать не мог заснуть. Заснул в три часа. Спать оставалось час…
Записная книжка за 29 марта 1945 года.
…Исаев разбудил меня ровно в четыре. К пяти ему нужно было попасть на перекресток дорог, где он должен был ждать Мехлиса и уже с ним ехать дальше, на наблюдательный пункт.
Наступление отменено не было. Артподготовка назначалась на девять утра.
В пять часов десять минут мы стояли на перекрестке, где та дорога, по которой мы проехали, сходилась с другой, знакомой мне. Она была проложена по железнодорожной насыпи, и мы когда-то ехали по ней вместе с Петровым.
Мехлиса прождали минут сорок. Наконец он подъехал. Поздоровался с Исаевым, потом со мной.
– Здравствуйте, – любезно сказал он мне. – Даже в темноте вас узнал. У меня есть место, могу вас посадить к себе.
Я ответил, что у меня уже есть место в «виллисе» у Исаева. Но Мехлис все-таки предложил мне пересесть к нему и для этого пересадил одного из своих автоматчиков на шедший вслед за ним «виллис».
Мы влезли в закрытую машину, которая вначале показалась мне переоборудованным «доджем», и я высказал эту догадку.
– Это не «додж», – сказал Мехлис. – Это ГАЗ-63, две пары ведущих, а мотор с Т-70.
– А кузов? – спросил я.
– Кузов с обыкновенной «эмки». Я давно езжу на этой машине.