Разные оттенки смерти
Шрифт:
– Лилиан была моей лучшей подругой, – повторила Клара, словно ей самой нужно было услышать это. – Она спасла мое детство. Без нее оно было бы сплошным несчастьем. Я так по сей день и не знаю, почему она выбрала в подруги меня. Она могла бы выбрать кого угодно. Все хотели быть друзьями Лилиан. По крайней мере, поначалу.
Мужчины ждали под лучами жаркого полуденного солнца – сидеть на этом пекле становилось все неудобнее. Однако они ждали.
– Но за то, чтобы быть другом Лилиан, нужно было заплатить свою цену, – сказала наконец Клара. – Она создала прекрасный мир. Веселый и безопасный. Но она всегда должна
Клара сделала глубокий вдох. Выдохнула.
– А потом это стало иметь значение. В старших классах все стало меняться. Я сначала этого не поняла, но как-то раз позвонила Лилиан в субботу вечером узнать, не хочет ли она прогуляться. Сходить в кино или еще куда. Она сказала, что перезвонит мне позже, но так и не перезвонила. Тогда я позвонила ей еще раз, и тут оказалось, что она ушла.
Клара посмотрела на троих мужчин. Она видела, что если ее слова им и понятны, то эмоции – не всегда. Что она чувствовала. В особенности в первый раз. Когда осталась одна.
Это казалось таким малозначительным, мелким. Но то была первая трещинка в их дружбе.
Тогда Клара не поняла этого. Он решила, что Лилиан, наверное, просто забыла ей перезвонить. И потом, у нее было право пойти гулять с другими друзьями.
Как-то на уик-энд Клара тоже договорилась пойти погулять с новой подружкой.
Узнав об этом, Лилиан просто взбесилась.
– Несколько месяцев прошло, прежде чем она меня простила.
И тут Клара заметила отвращение, проступившее на лице Жана Ги. Из-за того ли, что Лилиан унижала ее, или из-за того, что Клара позволяла так обходиться с собой? Как это ему объяснить? Как она объясняла это самой себе?
Тогда все это казалось само собой разумеющимся. Она любила Лилиан. Лилиан любила ее. Защищала от недругов. Никогда не причиняла Кларе боли. По крайней мере, специально.
Если и случались ссоры, то по вине Клары.
Потом все приходило в норму. Все грехи прощались, и Лилиан с Кларой снова становились лучшими подругами. Клара вновь приглашалась в убежище под названием Лилиан.
– Когда вы впервые начали подозревать? – спросил Гамаш.
– Что подозревать?
– Что Лилиан вам вовсе не друг?
Впервые она услышала эти слова, произнесенные вслух. Произнесенные так ясно и недвусмысленно. Их отношения всегда казались такими сложными, трудными. Клара всегда была надоедливой, неуклюжей. Всегда отворачивалась от их дружбы, предавала ее. А Лилиан была сильной, независимой. Прощала подружку. Собирала заново черепки разбитой дружбы.
Но вот настал день…
– Мы заканчивали школу. Большинство девчонок рассорились из-за парней, из-за того, что оказались в разных компаниях, или просто по глупости. Из-за уязвленных чувств. Учителя и родители думают, что классы наполнены учащимися, но на самом деле это не так. Их наполняют чувства. Стычки. Обиды. Сплошной кошмар.
Клара сняла руки с подлокотников. Их обжигало солнце. И потому Клара сложила их на животе.
– Наши с Лилиан отношения были ровными. Больше никаких серьезных взлетов и падений. Но как-то раз на уроке рисования наш любимый
Клара, счастливая, посмотрела на Лилиан. Ей так хотелось поймать взгляд подруги. Это была маленькая похвала. Крохотное торжество. Она хотела разделить свои чувства с единственным человеком, способным ее понять.
И она разделила. Но… Но… За мгновение до того, как лицо Лилиан расплылось в улыбке, Клара увидела что-то еще. Неприязнь.
А потом – дружеская, счастливая улыбка. Перемена произошла так быстро, что Клара убедила себя: ей померещилось, что ее незащищенность кажущаяся.
«Это опять моя вина», – сказала она себе.
Но, оглядываясь назад, Клара понимала, что трещина расширялась. Через какие-то щели пробивался свет, через другие просачивалась темнота.
Клара проанализировала то, что творится в сердце Лилиан. И ей это не понравилось.
– Мы вместе поступили в художественный колледж и делили с ней комнату. Но к тому времени я научилась преуменьшать те похвалы, что звучали в мой адрес. И много времени проводила, рассказывая Лилиан, как великолепны ее работы. А они и в самом деле были великолепны. Конечно, все, что мы делали, претерпевало изменения, эволюционировало. Мы экспериментировали. По крайней мере, я экспериментировала. Я вроде как решила для себя, что в этом и есть смысл обучения в художественном колледже. Не делать как правильно, а проверять пределы возможного. Не ограничивать себя.
Клара помолчала, посмотрела на свои сплетенные пальцы.
– Лилиан это не нравилось. Мои работы казались ей слишком необычными. Лилиан чувствовала, что они бросают тень на нее. Она говорила: люди, мол, считают ее моей музой, значит мои работы – о ней. А поскольку они такие странные, значит и она, Лилиан, тоже странная. – Клара помолчала. – Она просила меня прекратить.
В первый раз Клара заметила какую-то реакцию у прежде невозмутимого Гамаша. Его глаза чуть-чуть сощурились, но потом на его лицо снова вернулось бесстрастное выражение. Нейтральное. Невозможно было сказать, как он относится к услышанному.
Он ничем не выдавал себя внешне.
Ничего не говорил. Только слушал.
– И я прекратила, – тихо сказала Клара, опустив голову, словно обращалась к своим коленям.
Прерывисто вздохнув, она почувствовала, как ее тело словно сдулось.
Точно так же она чувствовала себя и тогда. Словно в ней появился маленький прокол, через который выходит воздух.
– Я не раз говорила ей, что на многие работы меня вдохновила именно она, а некоторые из них – дань нашей дружбе, но они – это не она. Она отвечала, что это не имеет значения. Значение имеет лишь то, что другие думают: эти работы – про нее. Если она мне небезразлична, если я ее подруга, то я должна перестать писать такие странные вещи. И начать писать что-нибудь привлекательное. И я стала писать привлекательное. Я уничтожила все прежние работы и стала писать то, что нравится людям.