Разные судьбы
Шрифт:
— Смотри. Далеко шагает машинист Круговых. Это надо учитывать.
Валерия никогда не интересовали газеты. Но чтобы уважить мать, взял газету, сделал вид, что внимательно читает. Потом встал со стула.
— Хорошо, мама. Спасибо за совет. Мне можно идти?
Агриппина Максимовна привстала на койке, достала рукой завитую шевелюру сына, запустила в нее пальцы.
— Иди. Да будь понастойчивее с нашим братом, — ласково сказала она. — Я ведь тебе никогда плохого не желала.
Валерий повернулся к двери и не мог видеть, что мать уже лежала на подушке и смотрела в потолок. Взгляд ее выражал
4
В доме Круговых Колосову все было знакомо и привычно. По двору важно расхаживала курица, разговаривая с цыплятами на своем непонятном языке. Желтенькие пушистые глупыши в погоне за мухами прыгали на забор. У выхода из двора в огород примостился колодец с пронзительно скрипящим воротом. Когда во двор вошел Николай, Елизавета Ильинична доставала воду из колодца и выливала ее в кадушку, готовясь к вечерней поливке огорода. Увидев гостя, выпрямилась, поставила ведро на лавочку.
— Проходь, Микола, чего остановился?
— Чем хозяин занимается?
— Известно. Якусь сицилийску защиту разбирае. Насточертив он мне с ней пуще ладана. Целый день в игрушки балуется. Наче детына.
Николай понимающе подмигнул ей и прошел через двор в сад.
Кроме других увлечений, Сергей Александрович очень любил шахматы и около десяти лет носил звание чемпиона железнодорожного узла.
Хозяин сидел за столиком в тени большой ирги, невдалеке от колодца. На столе лежала шахматная доска с расставленными фигурами и валялось несколько номеров газеты «Советский спорт». Без форменной фуражки, в которой привык его видеть Николай, Сергей Александрович выглядел гораздо старше и как-то по-смешному. Густые вьющиеся волосы росли только по краям головы, образуя в середине лысину. Было похоже, будто на голую, как яйцо, голову, был одет венок из какой-то засохшей травы.
Увидев Николая, кивнул ему и снова склонился над шахматной доской.
— Наче индюк, — снова заворчала у колодца Елизавета Ильинична. — И людей не видит. Смотри, кавун твой треснет от натуги.
Сергей Александрович, не обращая внимания, переставлял шахматные фигуры и говорил сам себе:
— Он, значит, сходил конем Д-4-Е-6. Так.
— А как ты думаешь, — не поднимая головы и неизвестно к кому обратясь, спросил Круговых. — Кто победит, Смыслов или Ботвинник?
Елизавета Ильинична приняла вопрос на себя.
— А по мне байдуже. Оба-два не якись там американцы, а наши.
— Вот поговори с такой, — сказал Круговых Николаю. — Темнота.
— Дюже просветленный. Лысиной.
Колодезный ворот в руках Елизаветы Ильиничны заскрипел чаще и яростней. Несколько минут она молча занималась своим делом, сердито кося глаза в сторону мужа. Наполнив кадушки, повесила ведро на ограду, вытерла руки о фартук.
Николай знал, что сейчас последует новая атака. Чтобы сохранить нейтралитет, взял газету и сделал вид, что увлеченно читает. Но Елизавета Ильинична обратилась именно к нему:
— Микола, ты чув новость? Мий благоверный в милицию попав.
Сергей Александрович удивленно поднял бровь и понимающе переглянулся с Николаем.
— Опять сорока на хвосте принесла?
— Ты на меня очи не пяль, я все знаю, — уперев руки в бока, подступала она
— Долго будешь держать на паровозе этого байструка Зорина? Ось побачите, он вам таке зробит, що ваш кращий паровоз на отопление в депо поставят, а старшего машиниста прямо с Доски почета — канавы чистить.
— Тю, скаженная! Ты что, у Пальмы лаяться научилась? — отмахивался от нее Круговых, отодвигаясь вместе со стулом подальше к кустам. — Чего тебе надо от меня?
— А то, что будь моя власть и дня бы не стала держать цього трутня. Подумаешь, сынок начальника!
— Бодливой корове бог рог не дал, — отшучивался Сергей Александрович. — Министром бы тебя поставить, вот бы где развернулась.
Елизавета Ильинична, видимо, исчерпав запас гнева, предназначенный для «горячей промывки» мужа, присела на стул, вздохнула.
— Не человек ты, а вихотка. Гордости в тебе ни на грош. Мало ты от него натерпелся, а все нянчишься.
Николай посмеивался про себя, слушая их беззлобную перепалку. Ему было приятно, в этом доме его считают за своего, не держат секретов. «А хорошо у них, — думал Николай, наблюдая за супругами, — и уходить не хочется». Вот только отношения с Дашей до сих пор оставались туманными.
5
Никогда для Колосова день не казался таким длинным, как сегодня. Время как будто остановилось. Чтобы как-нибудь скоротать его, Николай несколько раз раздевался, брал с этажерки наугад книгу и ложился на койку. Но строчки, как неприкаянные, путались перед глазами. Особенно лезла в глаза какая-нибудь одна, самая надоедливая. И невозможно никак от нее избавиться. Он с шумом захлопывал книгу, вставал, одевался и бродил по коридору общежития. Своим часам перестал верить с самого утра и через каждые десять-пятнадцать минут заглядывал в красный уголок, сверял их со стенными, но скоро стало казаться, что маятник часов качается медленнее обычного. «Завод кончается», — решил Николай. Залез на стул, открыл ящик часов, достал заводной ключ.
— Чего суешься не в свое дело? — услышал он голос тети Клавы. Николай вздрогнул и обернулся. Тетя Клава стояла в дверях с тряпкой в руках.
— Завод кончился, — оправдался Колосов и, показав ключ, добавил: — Завести хотел.
— Вчера только заводила. Теперь на семь дней хватит, уходи-ка отсюда. Мне стулья надо протереть.
Тетя Клава подняла подол фартука, вытерла им пот с лица.
— Ну, чего? В такую погоду на водной загорать, а ты в духоте торчишь. Завод кончился. Иди-ка, не мешайся. Ребята скоро будут собираться, а у меня не прибрано.
Николай вышел на улицу. Солнце забралось на самую верхушку неба, словно бы там за что-то зацепилось и не в силах было сдвинуться с места.
Николай присел на скамейку около общежития. Даже здесь, в тени, чувствовалась неподвижная духота. Надоедливо жужжали мухи. На камень присел воробей, покрутился из стороны в сторону и, скосив на парня круглый глаз, чирикнул. Николай замахнулся на него и воробей улетел.
В восемь часов встреча с Дашей. Сама вчера пригласила на открытие парка. А вдруг догадалась, что Николай неравнодушен к ней?