Разочарованный странник
Шрифт:
– Я вот тоже в Лавре прожил двадцать лет и хорошо знаю Кирилла и Наума. Я когда был молодым, то работал на ЗИЛе в кузнечном цеху и жил в общежитии. А ребята видели, что я верующий и как монах, ну и решили меня женить, невесту нашли. Так я в окно убежал в монастырь, даже документы оставил – паспорт мой наверно так до сих пор там и лежит, – смеётся батюшка. – И в 53-м году я поступил в Лавру, посуду на кухне мыл. Потом стал уже монахом и священником. А тут болящие приходят в монастырь и мне их так жалко было, что я стал молиться, чтобы Господь дал мне силы как-то им помогать. Ну, и я сделал себе из железного листа такой параман, набил в нём дырок и
Слушая этот рассказ, я представил себе, каково это вот так железную тёрку на спине носить. Тут оденешь какую-нибудь шерстяную кофту или носки, а они колются. Так в них ходить невозможно – весь учешешься. А тут – тёрка железная…
– Ну и вот я стал отчитывать бесноватых, помогать им, – продолжал отец Адриан, – И они узнали и стали приезжать отовсюду, много приезжали. Все рычат, гавкают. Начальству это не понравилось, что они тут в Лавре собираются и туристов пугают, и меня отправили сюда. Вот так, дорогой, Вячеслав, – улыбнулся старец.
– Я, батюшка, никак не могу сосредоточиться на молитве – лезут в голову всякие мысли, – пожаловался я.
– Это потому, что у тебя голова забита всякими чертежами, – ответил батюшка, глядя в пол.
Откуда он узнал про чертежи, подумал я. Ведь о себе я ничего ему не рассказывал: кто я, чем занимаюсь. Внутри у меня пробежал лёгкий холодок.
– А как от этого избавиться, ну чтобы очистить свои помыслы, ну от этих самых чертежей? – почти прошептал я пропавшим голосом.
– А для этого нужно читать Псалтирь и особенно семнадцатую кафизму.
– Батюшка, а я вот имею намерение поступить в какой-нибудь монастырь, но пока не знаю в какой. Вот отец Серафим хочет, чтобы я остался в Даниловом монастыре, в Москве. А что вы скажете? – снова задал я вопрос.
– В Москве сложно спастись. Чтобы спастись в Москве нужно быть святителем Николаем, – засмеялся отец Адриан. – Найди у кого-нибудь книгу Феофана Затворника «Путь ко спасению». Вот он там всё объясняет, как душу надо спасать.
– Батюшка, а можно я буду приезжать к вам в Печоры на исповедь и за советом? – неожиданно для самого себя спросил я и даже немного испугался своего вопроса.
– Да, пожалуйста, приезжай, записывай свои грехи на бумажку и привози. Да, вот так, Вячеслав. Ну, Бог благословит, иди.
Получив благословение, я вышел в коридор. Послушник всё ещё был здесь, и я решил попросить его провести меня к отцу Иоанну, иначе этот злобный Василий выпрет меня отсюда и книжки передать я уже не смогу.
– Слушай, помоги мне отцу Иоанну передать вот эти книжки, а, – я показал ему свёрток.
– Так это вон по той лестнице направо на второй этаж и последняя дверь справа. Постучи и там кто-нибудь откроет, – флегматично ответил он.
И я нырнул по коридору, потом по лестнице на второй этаж к келье отца Иоанна. Подойдя к двери, я тихонько постучал с молитвой: «Молитвами святых отец наших, Господи Иисусе Христе, Боже наш, помилуй нас». Это меня в Даниловом монастыре научили так стучаться в дверь кельи. Дверь отворила улыбающаяся женщина в платке и внимательно на меня посмотрела.
– Здравствуйте! Я приехал из Москвы и хотел бы передать отцу Иоанну «Опыт построения
– Вы знаете, батюшка сейчас очень занят. К нему пришел наместник и он с ним беседует. Давайте я ему всё передам, он будет очень рад. Большое вам спасибо, – сказала она, закрывая дверь.
Затем она повернулась в двери и спросила:
– Вас как зовут?
– Вячеслав.
– Я батюшке передам, и он обязательно о вас помолится.
Когда я вышел из братского корпуса, и сделал глоток прохладного осеннего воздуха, то этот запах щей в коридоре, эти стены и храмы, каменная брусчатка, – всё вокруг на мгновение показалось мне родным и близким. Но пока только на мгновение…
Небесная канцелярия.
Начало зимы в Москве означало начало слякоти и снежной жижи под ногами. Это настроение очень хорошо передано в фрагменте фильма «Служебный роман», который сопровождается исполнением песни «У природы нет плохой погоды». Вот именно такой и запомнилась мне зимняя Москва 80-х: шапка-ушанка из ламы, длинное пальто и яловые сапоги. Чтобы не промочить ноги, вместе с ментоловым маслом я покупал в аптеке ещё касторовое масло, которым дома с вечера смазывал сапоги, от чего к утру они приобретали водоотталкивающее свойство. И тогда снежная каша мне была ни по чём.
Мой рабочий день начинался в 9-00 и к этому времени я уже должен был сидеть за своим рабочим столом или стоять за кульманом. Из Химок, где была квартира Дмитрия, получался достаточно долгий и разнообразный путь с пересадками на различные виды городского транспорта. Если же я ехал из своего дома, то это только на метро 20 минут до станции «Площадь Ногина» (ныне «Китай-город»).
Мой путь от метро до входа в вестибюль нашей организации занимал три минуты и его направление было в сторону Кремля, Красной площади или ГУМа – в общем туда, по улице Куйбышева (Ильинка). Каждый раз я проходил мимо огромного газона с правой стороны, и мне было известно, что на этом месте когда-то был знаменитый храм Никола Большой Крест. Проходя мимо этого газона, я всегда читал тропарь святителю Николаю «Правило веры и образ кротости», будучи абсолютно уверенным в том, что и сейчас Ангелы охраняют место Престола. Иногда мне даже казалось, что я их вижу: два огромных, почти прозрачных и с рипидами в руках. А также я знал и о том, что иконостас этого храма перед сносом, был перевезён в Троице-Сергиеву Лавру и установлен в церкви преподобного Сергия Радонежского с Трапезной палатой или просто – в Трапезном храме. Вот такой получался узелок.
Но, или касторовое масло оказалось не масляное, или я плохо им сапоги смазал, а ноги я всё же промочил и через пару дней слёг с температурой. Димка вызвал врача. Пришла женщина средних лет, наскоро послушала стетоскопом «дышите-не дышите» и назначила обильное питьё. Весь следующий день я обильно пил морс из клюквы, привезённой из Печор. Но на другой день я почувствовал, что как бы обильно я ни пил толку от этого никакого – мне стало хуже. Лежал я на диване как раз напротив нашего домашнего иконостаса и глядя на икону Спасителя взмолился: «Господи, помоги!», и сразу вспомнил слова Сергея Васильевича, который как-то сказал мне о молитве: